Великая война. Верховные главнокомандующие

Что касается попытки вовлечь Румынию в состав Балканского блока, над образованием которого много трудились одно время дипломаты Держав согласия, то таковая не вызывала в Бухаресте никакого отклика, тем более что от Румынии требовалась уступка Болгарии Добруджи. В начале декабря 1914 г., румынское правительство категорически заявило, что, вследствие неготовности армии и трудности зимней кампании, оно вынуждено отложить выступление Румынии до февраля следующего года. Но и этот срок оказался не более как «блефом», в искусном жонглировании Братиано между Державами согласия и Центрального союза. Уже в начале января 1915 г. в Ставке были получены сведения, что Румыния слишком откровенно проводит свои меры по укреплению военной готовности, нисколько не боясь встревожить своими военными приготовлениями Австрию, причем, в обмен на бензин, рассчитывает получить от наших военных врагов в двухмесячный срок, более чем на 20 млн франков боевых припасов. Получалось впечатление, будто Румыния снабдила Центральные державы успокоительными заверениями, что ее военные приготовления направлены своим острием вовсе не против них. В этом предположении нас укрепляли еще более сведения о непрекращающемся провозе через Румынию военной контрабанды. Все эти сведения привлекли к себе серьезное внимание Великого князя Николая Николаевича, который приказал на подозрительное поведение Румынии обратить внимание министра иностранных дел. Верховный главнокомандующий допускал возможность даже наличия особого договора с Австрией, по которому эта последняя могла бы предоставить Румынии (а может быть и Италии) занятие некоторых пунктов своей территории, как бы в залог расплаты за тот нейтралитет, который эти государства обязуются соблюдать. Были, правда, факты и противоречащие как бы предположению о возможности перехода политических симпатий Румынии на сторону наших врагов. Так, в том же январе Румыния обратилась к нам с просьбой уступить ей 3000 лошадей. Великий князь высказался по этому поводу условно: удовлетворение просьбы признавалось возможным только в том случае, если Румыния бесповоротно решит примкнуть к Державам согласия. Все эти запутанные данные требовали выведения политики румынского правительства, что называется, на «свежий воздух». «С нами, наконец, вы, или против нас?»

В середине апреля 1915 г. А. П. Извольский, в подробной телеграмме на имя С. Д. Сазонова, подводя итоги своих наблюдений над событиями на Западном фронте и над настроениями общественных кругов во Франции, выразил мысль, что на Западе сложилось убеждение в необходимости введения в обстановку войны новых элементов, каковыми должны почитаться выступление Италии и Румынии. Основываясь на уступках, сделанных России в вопросе о проливах, общественное мнение на Западе, по словам русского посла в Париже, настойчиво указывало на необходимость проявления Россией большей сговорчивости в переговорах с Италией и Румынией.

«На западе, – указывал Извольский, – перспектива второй зимней кампании может круто повернуть общественное мнение и вызвать в нем припадом отчаяния».

В силу этих соображений наш министр иностранных дел, с согласия Англии и Франции, принял на себя 3 мая ведение переговоров об изменении Румынией своего «благожелательного нейтралитета», к тому же, как мы выше видели, плохо выполнявшегося, на прямое вступление ее в коалицию Держав согласия. Эти переговоры были приняты благожелательно, по причинам «психическим», также русским общественным мнением. Даже в армии, которая должна была летом 1915 г. выдерживать натиск соединенных германо-австрийских сил, складывалось мнение о психологической пользе выступления как Румынии, так и Италии на помощь России.

Однако переговоры с Румынией продолжали затягиваться по причине требовательности последней. Румыния продолжала ставить неприемлемые условия в отношении будущего разграничения Россией и Сербией, главным образом, в Буковине, Угорской Руси и в Банате. К сожалению, время этих переговоров совпало с оставлением Русской армией Перемышля, каковое событие, несмотря на его военную малозначительность, было принято во Франции крайне нервно. Русский посол в Париже в ряде пространных телеграмм сообщал С. Д. Сазонову, что там «удручены» известием об обратной отдаче неприятелю Перемышля и с настойчивостью возвращаются к вопросу о привлечении Румынии на сторону Держав согласия. Мнение о «спасительности» этого привлечения сложилось также и в Лондоне, не без усилий, конечно, румынских дипломатов.

В эти тяжелые дни нажима на нашу дипломатию в Ставку приезжал за советом товарищ министра иностранных дел А. А. Нератов.[165] На происшедшем совещании мне пришлось высказать мысль, что выступление румынской армии не способно изменить обстановки на нашем фронте. Вместе с тем, я выразил сомнение в пользе привлечения на нашу сторону государству армии, который нуждаются столь же остро в материальном и техническом снабжении, как и сами мы.