Великанша

По дороге, светя фонариком на землю перед собой, брела девушка. Та самая. Наверняка ищет брошь, которую обронила в вагоне. Шепард поднес радужную вещицу к глазам, наблюдая, как та искрится в лунном сиянии. Пальцы коснулись диковинных неземных камней. Настоящие! Как ночь, звезды, отдаленные города, бескрайние виноградники и бредущая по дороге девушка. В сопровождении двух теней. Шепард двинулся ей навстречу. Заслышав шаги, незнакомка вздрогнула и направила луч света прямо ему в лицо.

IV

Шепард протянул брошь.

— Вот, нашел на сиденье.

Девушка взяла украшение и опустила фонарик. Потом произнесла пару фраз на незнакомом языке. Шепард помотал головой.

— Я говорю только на английском, французском или испанском. — И он попробовал завязать беседу на каждом из них, но безуспешно.

На залитом звездным светом личике отразилось недоумение. Девушка снова сказала что–то на своем языке, но наткнувшись на растерянный взгляд, перешла на жесты. Кивнув на круглый просвет станции, она покачала головой и широко развела ладони, показывая, что электричка будет не скоро. Потом тронула Шепарда за плечо и знаком позвала следовать за ней.

Почему бы и нет? Шепард покорно зашагал по дороге, гадая, как его таинственная провожатая не мерзнет на таком холоде. Погода была точь–в–точь как осенью в Японии. После заката там становилось холодно и сыро, очень сыро. Впрочем, эти перепады объяснялись близким соседством с горами и морем. Здесь же, куда ни посмотри — ни моря, ни гор. Только канал и холмы, что виднелись за городом, — приземистые, с редкой порослью деревьев. Ветер шевелил кроны, те раскачивались в холодном потоке света под чередой сменяющихся лун… А вокруг — величественные города, бескрайние виноградники, аромат спелых и созревающих ягод, девушка, бредущая в колдовской марсианской ночи.

Дома тоже ассоциировались с Японией. Одноэтажные, раскидистые, с угадывающимся двориком в центре, с мощеными дорожками, обрамленными цветами и крохотными мерцающими фонтанчиками. Девушка замерла на пороге и приложила палец к губам, призывая гостя помалкивать. Боится потревожить родителей, сообразил Шепард.

Она отперла раздвижную дверь, ведущую в просторную комнату — то ли кухню, то ли гостиную, а может, по совместительству и то, и другое. Свет сочился из голубых сфер под потолком. Пол и стены на треть выложены из оранжевого кирпича. Три распахнутых настежь окна выходили на улицу, четвертое, в верхней части двери, оставалось закрытым. Стены на две трети были из темного дерева без намека на краску. В дальней стене виднелся дверной проем. Посреди комнаты высился прямоугольный каменный стол с четырьмя каменными скамейками. Девушка усадила гостя за стол и налила вина.

Шепард прежде не пил ничего подобного. Напиток приятно обжег горло и мягко угас в желудке. Следом обострилось восприятие, в голове наступила удивительная ясность. Хозяйка устроилась напротив и знаком пригласила снять пальто. Шепард вежливо, насколько позволяли жесты, отказался: из окон нещадно дуло; отопления в комнате не было, и он изрядно продрог. Но шляпу все–таки снял. Девушка повертела её в руках, потом улыбнулась и сказала что–то вроде: «Мы, марсиане, в жизни бы не надели такую безвкусицу».

Шепард ткнул в себя пальцем со словами:

— Алонсо Шепард.

В ответ услышал:

— Тандора.

Тандора. Имя прозвучало волшебной музыкой, рождая ассоциации с крохотными лунами, горделивыми башнями в сиреневой дымке, серебристым каналом, петляющим среди виноградников, ароматом спелых и созревающих ягод. С прошлым…

Ибо он очутился в прошлом. На том самом исчезнувшем Марсе, что нещадно эксплуатировали и разграбляли жадные современники. На том самом Марсе, что должен был вдохновить землян на новые, благородные свершения. Каких–то полчаса назад Шепард разглядывал древние руины и вдруг преодолев временной барьер, вывалился на благословенные берега минувших тысячелетий.

Вспомнился легкий крен перед Кандзказой, странная перемена в «голосе» диспетчера. Наверное, в далекую эпоху междугороднее сообщение тоже ограничивалось подземкой, а маршрут «Кандзказа–Вистария» по протяженности и расписанию совпадал с современным «Закат–Пески». Совпадения и спровоцировали хроносдвиг: отправившись из Эдома-І, пневмовагон 29-А случайно попал в прошлое и стал курсировать между эпохами. Как вариант, в те времена ходил аналог нынешнего состава, и на отрезке между прошлым и будущим они слились воедино. Отсюда и непотребный визг диспетчера.

Конечно, это лишь теория, причем весьма сомнительная, но Шепард нутром чуял, что не ошибается. Если уходить тем же путем, что и пришел, связь между эпохами только окрепнет. А если вернуться, то и вовсе станет неразрывной. В теории.

Тандора снова наполнила бокал. Тот больше походил на цветок, чьи хрустальные лепестки открывались навстречу прохладному эликсиру и щедро дарили гостю божественную влагу. Не буду допытываться, как меня сюда занесло, решил Шепард. Занесло, и слава богу. Где еще можно испить глоток былого величия Марса…