Велики амбиции, да мала амуниция

– Да почто ж ты знаешь, Рахметка, что самолично Рахманов?

– Я? Не знаю. Люди говорят… Говорят ещё, что Рахманов дочку одного енерала стащил да снасильничал… Что вдову на Кузнецком общипал – шубу с неё дорогую снял, а она даже не почуяла. Теперь, ваше благородие, что ни стрясётся на Москве, так всё этому шайтану приписывают. Говорят, будто он Антихрист есть, а потому его и поймать не могут. Чёрный, говорят, что головёшка. Говорят, что и ростовщика вчера он порешил…

– И барина, и ростовщика за один день – не многовато ли?

– Для шайтана-то? В самый раз! – Рахмет сощурил глаза. – Говорят, будто есть этакие люди, у которых две души. Что-то вроде оборотней. Когда одна душа спит, так вторая хороводит. Таковой двоедушник в нескольких местах сразу быть может. Шайтан, одно слово!

– А ну тебя, Рахметка, к матери под вятери! Что ты мне здесь лабуду всякую пересказываешь?! – рассердился Романенко.

– Так ты ж, ваше благородие, сам недоволен был, что я к тебе глаз не кажу да ничего не рассказываю. Рассказал – а ты сердишься! А что до Рахманова, так ещё говорят, будто он вчера у Шипова великий пир закатил! Один из наших сказывал, будто сродственник его гулял там. Сказывал, девка с ним рыжая была. Сущая ведьма! Он даже этой всей сварьбы застращался, водку допил и давай Бог ноги!

– Мне эта Шиповская крепость давно уже мозоль на глаз натёрла… Собирается там всякая… Ладно, ступай работать: проку с тебя, как с козла молока, вошь ты этакая…

– Зачем же забижать, Васильич?

– А ты не забижайся. Вошь и гнида даже людям хорошим не обида! На, вот, угостись! – Романенко протянул Рахмету пачку тютюна. – Будешь сворачивать да курить – вспомнишь меня добрым словом. Бывай!

– Спасибо, ваше благородие, – сказал Рахмет вслед уходящему сыщику и, спрятав табак, усмехнулся: – Гнида…

Отодрав бороду и остановив первого попавшегося заспанного извозчика, Василь Васильич велел везти себя на Поварскую к ресторации «Мечта».

Заведение это оказалось весьма небольшим и скромным. В столь ранний час посетителей ещё не было, и дородная дебелая буфетчица дремала у стойки, подложив под голову локоть. Романенко, не торопясь, опустился за стол и постучал по нему. Буфетчица подняла голову.

– Не боитесь так спать-то, душенька? Ведь так у вас весь ваш кабак вынесут вместе с вами!

– А вам-то что за забота? – буфетчица потянулась. – И кто вы такие будете?

– Я-то… – Василь Васильич улыбнулся. – Я из сыскной полиции буду, голубушка. Моя фамилия Романенко.

– Ой… – буфетчица проснулась окончательно. – Мы об вас слыхали-с…

– Вас-то как величать, душа моя?

– Полиною… Ой, а зачем это вы к нам нагрянули-с? У нас ведь заведение-с – чин чином. Ничего такого-с… Мазурики у нас не гуляют-с… Никаких случаев не было-с…

– Да вы не бойтесь, Полина, – Романенко закурил. – Я не по вашу душу.

– Что же вы желаете-с?

– Для начала позавтракать и поговорить.

– Это сей момент-с! Что прикажете-с к столу?

– Фаршированных калачей у вас нет, разумеется?

– Сожалеем-с… Зато есть пироги с капустою. И с рыбою… И…

– Несите все, что есть. И чайку горячего. Если есть, ямайского, если нет, то и всё равно какого…

– Водочки-с?

– С холоду рюмочку можно. Ерофеича, если есть.

– Как не быть!

– Отлично. Подавайте всё и поговорим. Есть у меня к вам несколько вопросов относительно одного человека, который у вас был не так давно.

Полина засуетилась и в считанные минуты накрыла стол. Романенко даже не ожидал от этой полной, но, впрочем, весьма интересной женщины такой проворности. Буфетчица раскраснелась, но это даже к ней шло. Василь Васильич выпил водки и, закусив оказавшимся вполне вкусным пирожком, обратился к Полине:

– Садитесь же. Составьте мне компанию. Я, знаете ли, не люблю завтракать в одиночестве.

Буфетчица села. Романенко извлёк из кармана фотокарточку Лавровича и протянул её ей:

– Вам знаком этот человек?

– Ой… Знаком-с… Я имям очень часто подавала-с… Они наши завсегдатаи. Михаил Осипович. А что, с ним случилось что-то?

– Увы, Полина, вчера его убили.

– Да что вы! – буфетчица сокрушённо покачала головой. – Ой-ой-ой, беда-то какая… Я имям булки всегда с маком подавала-с… Они любили-с…

– Простите, Полина, вы, случаем, не из Вятки будете? Говор у вас…

– Из Вятки-с… Меня здесь имямкою и прозвали-с, – покраснела буфетчица.

Романенко улыбнулся. Эта дородная красавица ему всё больше нравилась. Но нужно было говорить о деле.

– Часто ли бывал у вас Михаил Осипович.

– Не то чтобы очень… Захаживали-с…

– Один?

– Нет! Они всё с барышнями-с приходили-с. С разными-с.

– И много ли их было?

– Три, господин Романенко.

– Точно помните?

– Точно-с! Они и сами видные были, и барышни-с у них соответствовали.

– Можете описать их?

– Да, пожалуй, что… Они сюда часто с первою приходили-с. Очень неприятная женщина была… Вся такая яркая, грубая… Её Иделькою звали. Что за имя такое? Очень, очень неприятная…

– А о чём они говорили?

– Ой, вы только не подумайте, что подслушиваю… Так, долетало кое-что… Они какую-то Семирамиду поминали-с… Я ещё подумала: что за Семирамида такая? Экое странное имя!