Великие авантюры эпохи

Мартин и Митчелл же тем временем обживались в СССР. Как выяснится сильно позднее, им не так уж много было что рассказать – большую часть того, что они знали, они выдали во время пресс-конференции, а конкретные данные о том, какие шифры и коды советских коммуникаций взломаны в АНБ они попросту не знали. В КГБ были разочарованы, а вот руководители АНБ находились в ужасе, опасаясь, что русским станут известны все тайны разведки (лишь спустя десятилетие урон, нанесённый побегом, удастся оценить – и он окажется совсем незначительным).

Жизнь не стояла на месте. И Мартин, и Митчелл переехали в Ленинград и вскоре женились на русских девушках. Мартин отучился в аспирантуре ЛГУ и после этого работал в институте Стеклова, расстраиваясь, что в СССР ему не доверяют серьёзной и ответственной работы. В конце 1970-х он попросился обратно в США – но в консульстве ему отказали. Более того, вскоре его лишили американского гражданства и отказали даже в туристической визе.

Иногда он общался с американцами. Однажды джазовый музыкант Бенни Гудман приехал в Ленинград, чтобы дать несколько концертов. Днём он прогуливался по городской улице с другом и случайно встретил Мартина. Как позже Гудман сообщал репортерам: «Я сказал ему, кто я такой, а он ответил: “Ну и дела. Извини, но мне не нравится твоя музыка”».

Митчелл женился на преподавательнице фортепиано из Ленинградской консерватории – её звали Галина. Бернон работал программистом сначала в Электромеханическом институте связи имени Бонч-Бруевича, затем на химическом факультете того же университета. У него были отличные отношения с коллегами, но жизнь в социалистической стране ему не нравилась: он столкнулся с неидеальностью советской системы и не мог закрывать на неё глаза.

Мартин всё-таки вырвался из СССР в 1987 году – он был тяжело болен и уехал умирать в Мексику. А Митчелл пережил и крушение СССР, и распад страны, и даже 1990-е годы. Он умер в ноябре 2001 года в своей петербургской квартире напротив Никольского собора.

Так закончилась история двух романтичных перебежчиков, которые хотели спасти мир – и даже попытались это сделать.

Коллаборационисты уже за углом: почему не так просто отличить хороших людей от плохих?

Как известно, художник Пабло Пикассо не стал покидать оккупированный нацистами Париж, он остался в нём вместе со своими работами и студией. Его фигура неизменно вызывала большой интерес у оказавшихся в Париже немцев, многие из которых были почитателями его искусства. А он довольно охотно с ними общался, а с некоторыми даже дружил – несмотря на радикальную разницу во взглядах.

Однажды в его студию пришли офицеры вермахта, мечтавшие познакомиться со звездой. Они ходили по его студии и осматривали картины. В какой-то момент один из них увидел эскиз «Герники» и решил уточнить у художника, его ли это картина. Он спросил:

– Это вы сделали?

Пикассо сказал, подумав:

– Нет, это сделали вы.

В оккупированной Франции такое отношение к немцам мог позволить себе, наверное, только он – ну, может быть, ещё несколько человек, имевших статус суперзвезды. В остальном противостояние немцам во времена нацистской оккупации было делом опасным и неблагодарным – шутки оккупантами не очень ценились, а к французской культуре они относились одновременно с презрением и благоговением.

Эти сложные двусторонние отношения немцев и французов особенно интересно изучать на примере отношений между оккупантами и интеллектуальной элитой страны. Отношения власти и интеллектуалов часто представляют собой все противоречия какой-то эпохи в концентрированной форме.

Об оккупации Франции нередко говорят как об архетипическом примере оккупированной страны, покорители которой установили и навязали несправедливый режим, которому служат исключительно предатели. Многим, собственно, и представляется, что во Франции Вторая мировая была исключительно временем столкновения двух противоположностей: коллаборационистов, сотрудничавших с нацистами, и отважных борцов Сопротивления. На самом деле всё было несколько сложнее и границы между этими группам были гораздо более прозрачными, чем может показаться со стороны. Пример Франции многое объясняет нам и о том, как устроен коллаборационизм и почему любые люстрации после свержения несправедливого режима всегда будут несправедливы в той же степени, сколь и заслуженны.

Что такое коллаборационизм? Откуда он берётся? И куда ведёт? Можно ли наказать всех плохих и наградить всех хороших? Попробуем в этом разобраться на примере Франции в годы Второй мировой войны. А о том, как менялось представления об отношения военного времени, мы разберёмся, изучив взгляд и отношение историков на французское общество времен оккупации.

I