Впрочем, в первые дни судьба похода не внушала крестоносцам и их вождям никаких опасений. Сельджуки, казалось, были разбиты, продовольствия вполне хватало, лишь в воде на этих пустынных плоскогорьях ощущался недостаток. Для большего удобства и, видимо, совсем не задумываясь о возможной сельджукской угрозе, отряды крестоносцев разделились на две (а фактически на три) армии, следовавшие параллельным курсом. При этом авангард крестоносного войска, шедший под командованием князя Боэмунда Тарентского, его брата Танкреда, герцога Роберта Нормандского и графа Блуаского, еще и значительно опережал основные силы. Беспечностью латинских князей, которые, в уверенности, что им ничто не угрожает, пренебрегли и разведкой, и положенным в таких условиях боевым охранением, не замедлили воспользоваться сельджуки.
Килидж-Арслан, вынужденный отступить от Никеи, отнюдь не терял времени даром. Осознав всю опасность нашествия христиан, он без промедления заключил мир со своими противниками из числа мусульманских эмиров и в течение июня сумел собрать вокруг себя почти все воинские силы, которыми располагал Румский султанат. А силы эти были довольно значительны: по некоторым сведениям, они достигали двухсот тысяч человек, но даже и по самым скромным подсчетам, превышали сотню тысяч. В основном, это была легковооруженная сельджукская конница, главным оружием которой были лук и кривая турецкая сабля. Безусловно, и этих сил было недостаточно, чтобы справиться со всем крестоносным войском, явно превышавшим двести тысяч человек; но Килидж-Арслан, который, несмотря на неудачу под Никеей, вовсе не был бездарным полководцем, замыслил разбить христиан поодиночке. Поэтому он запретил какие-либо нападения на франкское войско, чтобы окончательно усыпить бдительность его вождей, а сам тем временем подготовил великолепную ловушку.
Вожди Первого крестового похода.
Утром 1 июля 1097 года, когда авангард крестоносцев спустился в плодородную Дорилейскую долину (в окрестностях современного города Эскишехир), уже предвкушая прекрасный отдых после унылых плоскогорий, на него неожиданно со всех сторон ринулись орды сельджуков. Турки применили свою обычную тактику: сначала крестоносцы были засыпаны тучей стрел, а затем на них обрушилась конная лава. Уже в первые минуты боя всякий порядок в крестоносном воинстве был нарушен, тысячи крестоносцев пали или были взяты в плен. Казалось, поражение христиан неминуемо. И лишь один человек в этой кровавой бойне сохранил холодную голову – Боэмунд Тарентский. Этот потомок воинственных норманнов начал быстро отводить свое войско к реке, чтобы обезопасить себя от удара с тыла, а его передовые части ощетинились копьями, сдержав первый, самый мощный удар сельджуков. Маневр Боэмунда, фактически спасшего армию от немедленного разгрома, мог, однако, и не удаться, если бы не безрассудная смелость герцога Нормандского. Роберт, который в бою становился настоящим берсерком, подобно своим предкам-викингам, показал себя достойным их славы. В самый критический момент сражения рассвирепевший герцог вырвал из рук знаменосца свое белое с золотом знамя и с криком: «За мной, нормандцы!» – ринулся в одиночку на врага. К счастью, его порыв поддержало около пятисот наиболее преданных воинов, в противном случае для герцога поход окончился бы в самом его начале. Удар закованных в железо конных латников на время ввел в замешательство турецкую конницу, и, прежде чем она успела отбить неожиданную контратаку и вновь перейти в наступление, Боэмунд закончил свой спасительный маневр. Тарентскому князю удалось даже немного укрепиться и создать некое подобие лагеря – вероятно, были использованы многочисленные повозки. Вокруг этого лагеря и вдоль реки и разгорелся самый ожесточенный бой. Сельджуки, стремясь разбить Боэмунда до подхода главных христианских сил, не жалели себя и бились с небывалым исступлением и яростью; крестоносцы же, в храбрости отчаяния, и веря в близкую помощь, держались из последних сил.