Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 г.г.)

Однако следует отметить, что в массе своей бывшие фронтовики на первых порах не делали погоды в лагерях. Попав в новую, незнакомую обстановку, эти люди зачастую терялись. Среди них не наблюдалось такой сплочённости, как у представителей блатного сообщества, объединённых «воровской идеей», уголовными «традициями» и «понятиями». В местах лишения свободы поначалу фронтовики превращались в разрозненную массу арестантов. Конечно, лихие разведчики или отчаянные морские пехотинцы могли за себя постоять и дать отпор «оборзевшим» блатарям. Но нужно было определённое время, чтобы они объединились и стали реальной силой в лагерном мире.

Сказалось и глубокое потрясение, которое испытывал каждый боец, попадавший «за колючку». Он замыкался в себе, пытаясь осмыслить, что ему придётся провести в «зоне» срок, равный чуть ли не половине человеческой жизни! За что?!

Слева направо: Лев Копелев, Александр Солженицын, Дмитрий Панин — бывшие узники ГУЛАГа, обитатели сталинской «шарашки». 1968 г.

О некоторых категориях арестантов из числа «вояк» следует сказать особо.

Была большая разница в реакции на своё новое положение со стороны фронтовиков, впервые увидевших места лишения свободы, и тех офицеров и солдат, которые попали в сталинские концлагеря из концлагерей гитлеровских. Последняя категория «автоматчиков» выжила буквально в нечеловеческих условиях (созданных для советских военнопленных не только фашистами, но и самим Сталиным, который предал своих солдат, отказавшись вносить за них деньги в Международный Красный Крест. Тем самым бойцы Красной Армии не подпадали под решения Женевской конференции о гуманном отношении к военнопленным. С ними можно было поступать, как заблагорассудится…).

Да, эти люди были тоже потрясены тем, как подло поступила с ними родная власть. Они тоже сначала надеялись на справедливость. Но у тех, кто прошёл Бухенвальд, Освенцим, Дахау и другие «кузницы смерти», сформировалась главная черта характера — несгибаемость. Умение выжить и сохранить человеческое достоинство в таких условиях, по сравнению с которыми быт сталинских лагерей можно считать черноморской здравницей.

Это — не преувеличение. Мы привыкли читать об ужасах ГУЛАГа. Но как-то в тень ушли ужасы фашистских концлагерей. А вспомнить о них необходимо. Хотя бы для того, чтобы представить, какого рода пополнение пришло в советские места лишения свободы после войны.

Обратимся к воспоминаниям Леонида Самутина о том, как жили военнопленные красноармейцы в Сувалках — германском лагере смерти.

Лагерный гулаговский барак для узников фашистских застенков мог считаться комфортабельным отелем: