Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга вторая (1941-1991 г.г.)

Проще всего этого было бы достичь послаблениями в содержании зэков — повысив их материальную заинтересованность в результатах труда, отменив неоправданные ограничения в расходовании заработанных денег, прямо связав результаты работы с предоставлением более «комфортных» условий жизни в «зоне», введя снова систему зачётов рабочих дней, когда зэк-ударник получал возможность резко сократить себе срок… Однако пойти на это не позволяли законы и идеологические установки.

И власть направляет усилия на совершенствование воспитательной работы с осуждёнными. Это предполагало, во-первых, всемерное развитие института «самодеятельных организаций», рост числа арестантов-«общественников», которые помогали бы администрации выжимать из осуждённых план. Вторым пунктом была борьба против «отрицательно настроенной части осуждённых», которые разлагающе действуют на основную массу зэков, мешают им нормально работать, паразитируют на их труде. И вновь на первое место вышло «укрепление режима содержания»…

Бесспорно, отчасти неформальные «законы» и «традиции» действительно негативно сказываются на обстановке в колониях, в том числе и на производстве. К примеру, азартные игры, в результате которых часть арестантов вынуждена в счёт долга обрабатывать счастливого игрока (а «счастливчиками» чаще всего бывают профессионалы из «братвы» — так называемые «исполнители», «играющие»). На предприятиях ИТУ вовсю шла также продажа объёмов работ одними осуждёнными другим, приписки («туфта»); в промзоне, как правило, легче всего можно было расправиться с неугодным человеком (сотрудникам трудно осуществлять строгий надзор в огромных цехах и на прилегающих территориях)… Но причины невысокой производительности труда и низкого качества продукции, производимой в «зонах», конечно же, следовало искать не в этом.

Разумеется, режимники и оперативники понимали «воспитательную работу» по-своему:

С 1981 года в колониях страны начались «ломки», то есть кампания по борьбе с «отрицаловкой». Людей начали бить, и очень сильно бить… В Краснодарском крае, в 9-й колонии, это началось обвально. Отряд выводили на плац, выстраивали в шеренгу, и председатель СПП вместе с нач. отряда и режимниками подходили к осуждённому, отдельно к каждому, и предлагали красную повязку на руку, для дежурства по зоне. Кто отказывался, того уводили в ШИЗО, кто надевал повязку, того не трогали, но путь к бродягам для него становился закрытым. Надо заметить, что таким путём создавалась самая гнусная разновидность преступности: так называемые черти, зная, что замазаны и им ничего не светит в лагерной карьере, а также не имея ни малейшего желания вести нравственный образ жизни, совершают самые гнусные и явно «шизоидные» преступления. (А. Экштейн. «Дневник стукача»)

80-е — это время, когда сотрудники мест лишения свободы уже не знали и не помнили восстаний арестантов середины 50-х годов. Молодёжь, пришедшая на смену «старикам» (среди которых было немало фронтовиков), выросла в мирное, достаточно сытое время, воспитывалась в духе воинствующего атеизма (стало быть, вне «абстрактных» христианских добродетелей сострадания и милосердия). Подследственный и осуждённый нередко рассматривался этими людьми как отброс общества, как изгой. Возвращалось гулаговское восприятие арестанта как говорящего животного.

Чтобы проиллюстрировать это, обратимся к воспоминаниям старого арестанта о ростовском следственном изоляторе № 1 — знаменитой «тюрьме на Богатяновке»: