Великие болезни и болезни великих. Как заболевания влияли на ход истории

Через три недели после смерти Гегеля его вдова написала другу письмо о последних днях философа и его страхе перед эпидемией: «Несчастная холера тревожила и пугала моего Гегеля; он часто говорил: “С моим слабым желудком легко заболеть холерой”. Мне пришлось скупить целую аптеку лекарств от холеры. В случае несчастья мы были готовы вызвать врача. Он [Гегель] говорил, что ему повезло, потому что мы жили на природе на таком здоровом, чистом воздухе, который, как он надеялся, должен был защитить нас. Однако в конце октября нам пришлось уехать в город: начало занятий в университете. Худшее время года, дом легкой постройки – нельзя было дольше оставаться на природе. Гегель жаловался, что в связи с изменением воздуха он чувствует себя словно рыба, которую из родниковой воды пересадили в воду из-под выполосканного белья. Тем не менее он каждый вечер радовался, что эпидемия холеры пошла на спад, и все беспокойства улетучивались. Он начал читать свои лекции 10 и 11 ноября так живо и свежо, что все его слушатели были в восторге. В субботу он принимал экзамены в университете, а затем нанес несколько визитов. Вечером и утром в воскресенье за завтраком он был как всегда весел, но в 11 часов пожаловался на боли в животе и тошноту. Я сразу принесла чай и наши согревающие средства, в 2 часа прибыл доктор; боль в животе сохранялась в течение дня и ночи, “не очень мучительная, но вместе с тем тревожная”. Горчичники и пиявки не действовали, но на следующее утро боль прошла, была лишь слабость. Врач успокоил меня, сказав, что пульс – 90 ударов. При втором посещении он обнаружил, что состояние кардинально изменилось: пульс упал до минимума и стал невероятно слабым. От милого лица тянуло ледяным холодом, но оно оставалось преисполненным разума, сохраняя беззаботное спокойствие, какую-то сладкую истому. Еще четверть часа он жаловался на нехватку воздуха и просил, чтобы его перевернули на бок. В его милых чертах было невыразимое спокойствие. Это был самый нежный, самый блаженный сон – сон святого»[157].

Гегели были достаточно состоятельными, чтобы позволить себе сбежать из города во время эпидемии холеры.

«Жили на природе» Гегели в летнем доме, который называли Schlösschen[158], в тогда еще сельском Кройцберге. От этих условий жизни – вне всяких сомнений, с точки зрения санитарных норм более безопасных, чем проживание в центральной части города, – пришлось отказаться, поскольку Гегель был обязан читать лекции: «начало занятий в университете» сопоставимо с нынешним началом зимнего семестра. Квартира супружеской четы находилась в центре города на Купферграбене[159], напротив сегодняшнего Музейного острова. В описании, сделанном Марией Гегель в тот момент, когда ее боль была еще свежа – письмо было написано всего через три недели после смерти Гегеля, – примечательно не столько то, что она называет своего мужа «Гегелем» (это было широко распространено среди образованных представителей среднего и высшего классов того времени), сколько тот факт, что зажиточная семья была хорошо осведомлена об угрозе в большом городе и что у Гегелей – в отличие от 99 процентов других жертв холеры – в почти круглосуточном распоряжении был личный врач, от которого, впрочем, оказалось мало толку. Еще один примечательный факт – Мария Гегель вскоре узнала о застарелом желудочном заболевании своего мужа, которое заставило некоторых биографов Гегеля предположить, что он умер в Берлине во время холеры, но не от нее. Тем не менее холера остается официальной причиной смерти философа. Но такая известная личность в представлении жены и других современников не мог умереть такой ужасной смертью: кончина философа должна быть благородной, почти красивой и определенно достойной. Поэтому не исключено, что Мария Гегель, описывая смерть мужа, из стыда умалчивает о главном симптоме холеры – сильной диарее[160].