Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи

Но «негласный комитет» работает и вскоре материалам его заседаний Сперанский готовит записки: «О коренных законах государства», «О свободе и рабстве», «О постепенности усовершения общественного», «О силе общественного мнения» и «Записка об устройстве судебных и правительственных учреждений в России».

В 1803 году по распоряжению императора он составляет «План общего образования судебных и правительственных мест империи», затем «Записку об устройстве судебных и правительственных учреждений в России» и «Положения об устройстве учебных заведений», благодаря которому школы всех степеней были открыты для детей всех сословий, в Казани, Харькове, Вильнюсе и Дерпте появились университеты, в Царском Селе – лицей.

«Коренные законы государства», о которых идет речь в одной из записок, это, по мысли Сперанского, законы, которые должны защищать народ от произвола государя. «Сии правила названы коренными государства законами, и собрание их есть общее государственное положение, или конституция, – пишет Михаил Михайлович. – Правительство, на сем основании учрежденное, если или ограниченная монархия или умеренная аристократия. – И еще раз подчеркивает: – Коренные государства законы представляют собой пределы самодержавной воле».

Сперанский подчеркивает, что соотношения власти самодержавной и «народной» различно в современных ему европейских странах: «По различию коренных государства законов власть самодержавная бывает более или менее ограничена. Иногда законы сии оставляют ей власть делать все постановления до собственности личности и чести граждан относящиеся, только бы не отходили они от коренных законов, и вместе исполнять сии постановления; тогда власть законодательная остается соединенною со властию исполнительною; иногда все, что принадлежит до законов, народ приемлет на себя и установляет для сего особенную законодательную силу, и тогда правительство имеет только власть исполнять; иногда, наконец, народ, принимая правительство в соучастие власти законодательной, берет вместо того известное соучастие во власти исполнительной, подвергая ее своему отчету или назначая ей средства содержания. Все сии различные властей сопряжения, разделения и ограничения производят столько же различных образов правления».

Но подчеркивает, что любое законодательство является фикцией, без четко прописанных механизмов их защиты. «В самом деле, какие бы законы народ ни издавал, если власть исполнительная не рассудит приводить их в действие, они будут пустые теории; если законодатели не будут иметь средств заставить исполнительную власть приводить волю их в действие, мало-помалу они станут все под ее влиянием, и государство, сохранив всю наружность принятого им образа правления, в самом деле будет водимо единою волею правительства».

Сперанский отмечает, что «наружный образ правления» может быть обманчив: «Рим под властью кесарей неоспоримо имел самое деспотическое правление, но наружный образ его был весь республиканский. Законы издавались от Сената; были народные трибуны; все почти разделение властей существовало в прежнем своем порядке, но свобода Рима была уже ниспровергнута в самых ее основаниях». Из этого следует весьма неожиданный вывод: Россия «наружно» оставаясь монархией, может стать страной, где осуществляется истинное народовластие. Как этого достичь?

Во-первых, «нет ничего нелепее и убийственнее для свободы, как раздробление состояний по промыслам их и исключительные права их. Правило сие можно назвать коренным уложением самовластия».

Во-вторых, «поелику нельзя себе представить, чтоб весь народ употребил себя к охранению пределов между им и правительством, то по необходимости должен быть особенный класс людей, который бы, став между престолом и народом, был довольно просвещен, чтоб знать точные пределы власти, довольно независим, чтоб ее не бояться, и столько в пользах своих соединен с пользами народа, чтоб никогда не найти выгод своих изменить ему. Это будет живая стража, которую народ вместо себя поставит на пределах государственных сил».