Великие князья Владимирские и Владимиро-Московские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г.

В то же время среди этих, так сказать, внешних беспокойств проявилось, и весьма сильно, беспокойство домашнее, семейное. По смерти старшего сына Ивана Васильевича, Ивана Младого, который считался и прописывался в официальных документах, как и отец, великим князем, неизбежно вставал вопрос, кто будет преемником великого князя: внук Димитрий, сын Ивана Младого, или следующий за Иваном сын, Василий Иванович? Не замедлили образоваться сторонники одного и другого: большая часть бояр и сам великий князь стояли скорее на стороне Димитрия — бояре потому, в частности, что Елену окружали чисто русские люди, между тем как София окружена была выходцами-греками. Дело не стало и за подпольными интригами.

В августе 1497 г. в Москву приезжала великая княгиня Рязанская Анна, сестра Ивана Васильевича, который в сопровождении всего семейства встретил ее за городом с великим почетом. В Москве Анна пробыла до Крещения; здесь устроился брак ее дочери с князем Федором Ивановичем Бельским, после чего она поторопилась с отъездом. Великий князь отпустил ее «с великою честью и с многыми дары». Вскоре после ее отъезда (в 1498 г.) «по дьяволскому навожению и лихих людей совету восполеся» великий князь на сына своего Василия и на супругу свою. Приближенные Василия и главным образом дьяк Федор Стромилов, узнав о намерении Ивана Васильевича объявить наследником внука Димитрия, советовали Василию уехать из Москвы, захватить государеву казну в Вологде и на Белоозере и над князем Димитрием «израду учинить». Это дошло до великого князя, который, как уже сказано, «восполеся гневом» и «в той спалке» приказал казнить советников сына: дьякам Стромилову и Гусеву, князю Ивану Палецкому, Хрулю и Скрябину на Москве-реке отсекли головы; Афанасию Яропкину и Поярку — ноги, руки и головы; многие дети боярские посажены были в тюрьму; к Василию приставлена была стража. Гнев великого князя не миновал и Софии за то, что к ней приходили «бабы с зелием»; после обыска этих баб приказано было ночью утопить в Москве-реке. С этого времени Иван Васильевич с женою «нача жити в брежении»: вероятно, он подозревал Софию в умысле на жизнь Димитрия[485].

Итак, Елена и ее доброхоты, князь Иван Юрьевич и Семен Ряполовский, торжествовали. Вскоре (4 февраля) Иван Васильевич торжественно короновал Димитрия в Успенском соборе по особо составленному для того чину, в первый раз упоминаемому летописями во всей подробности. Но торжество Елены и Димитрия было непродолжительно: через год после венчания (в 1499 г.) Иван Васильевич изменился к лучшему в своих отношениях к супруге и сыну. К сожалению, летописцы не объясняют этой перемены, передают только, что великий князь снова приказал рассмотреть это дело и нашел, что тут были козни друзей Елены, что он обманут. Иван Юрьевич с двумя сыновьями и зятем, князем Семеном Ряполовским, обвинены были в крамоле и осуждены на смертную казнь. Несмотря на то что отец Ряполовского спас некогда Ивана Васильевича от преследования Шемяки, ему отрубили голову на Москве-реке 5 февраля; происхождение (праправнук Ольгерда), родство с великокняжеским домом (родной племянник Василия Темного), заслуги и ходатайство митрополита Симона и других архипастырей спасли Ивана Юрьевича Патрикеева и его сыновей: Иван Юрьевич и старший сын его, боярин Василий Косой, постриглись в монахи, а младший сын Иван Мынинда остался в доме под стражей. Теперь роли Софии и Елены поменялись: хотя Димитрий назывался и считался еще наследником, но отношение великого князя к нему и матери его становилось холоднее.

Старшего сына Василия великий князь назвал государем, великим князем Новгорода и Пскова, с известием о чем в Псков отправлен был посол. Псковичам это не понравилось. Они отправили в Москву посадников и бояр бить челом великому князю, чтобы он держал отчину свою по старине, чтобы государем их был тот князь, который царствует на Москве. «Чи не волен яз в своем внуке и в своих детех? — с гневом сказал великий князь послам. — Кому хочу, тому дам княженство!» Двоих из посадников он приказал посадить «в костер», а остальных отпустил, не послав поклона своей отчине. Между тем еще до возвращения послов из Москвы в Псков приехал архиепископ Геннадий, но псковичи не позволили ему совершать богослужения до возвращения послов из опасения, что он будет молиться за неугодного им князя Василия Ивановича. Чрез другое посольство псковичи просили освободить заключенных посадников, но великий князь не уважил этой просьбы и приказал сказать Пскову, что «за боярином все будет указано». Действительно, вскоре в Псков прибыл боярин Чеботов с поклоном от великого князя, который приказал сказать, что он держит отчину по старине. Посадники были освобождены[486] уже в следующем, 1500 г.