Еще во время сватовства Александр присылал в Москву послов с жалобами на обиды, причиненные русскими литовцам; по этому делу в Москве обещана была управа. Но великий князь особенно недоволен был тем, что Александр называл его в грамотах только великим князем, а не государем всей Руси. Весной приехал в Москву маршалок Станислав с брачными дарами, причем жаловался на молдавского господаря Стефана, разорившего г. Бряславль; жаловался и на послов московских, князя Ряполовского и Михаила Русалку, которые будто бы на обратном пути из Вильны в Москву грабили литовцев; требовал, наконец, чтобы отозваны были русские, служащие при Елене, которая для услуг имеет достаточно и своих подданных. Великий князь обещал примирить Стефана с зятем, но выразил негодование на то, что ни православному, ни митрополичьему наместнику в Вильне, архимандриту Макарию, не позволено было венчать Елену; Иван Васильевич выражал неудовольствие и на то, что Александр не соглашался построить для Елены домовую православную церковь и удаляет от нее всех русских. Великий князь после ухода Станислава послал в Вильну гонца с двумя письмами, из которых одно было обыкновенное, а другое — с тайным наказом, чтобы Елена не держала около себя людей латинской веры и не отпускала от себя русских бояр, во главе которых стоял князь Василий Ромодановский, приехавший в Вильну вместе с женой. Переписку с отцом Елена должна была хранить в тайне. Впрочем, Елена, обязанная известными отношениями с отцом, не нарушала и прав супруга и иногда отстаивала пред отцом интересы своего нового отечества. Так, когда до Вильны дошел слух, что Менгли-Гирей идет на Литву, она вместе с мужем писала отцу, прося его защиты; о том же писала и матери.
По отношению к Менгли-Гирею Иван Васильевич находился теперь в несколько щекотливом положении: брак Елены состоялся без ведома крымского хана, и с кем? — с литовским князем, против которого и хан, и московский князь договаривались воевать заодно. Извещая Менгли-Гирея об этом браке, Иван Васильевич уверял хана в своей неизменной дружбе и предлагал ему помириться с Литвой. Хан справедливо укорял великого князя, что он сделал такое дело без его ведома, что он, хан, напротив, никогда не изменял великому князю в дружбе. Впрочем, Менгли-Гирей клялся все-таки умереть верным союзником Ивана Васильевича и готов был заключить мир с Литвой, только бы Александр вознаградил его за убытки, понесенные в войне. Великий князь писал Александру, что если Менгли-Гирей не согласится на мир, то Москва будет помогать Литве против ее врага, но требовал, чтобы Александр выполнил то, о чем прежде уже были переговоры: чтобы построена была домовая церковь для Елены, чтобы последнюю не принуждали носить польское платье, чтобы титул московского князя прописывался весь и чтобы жена Бельского была отпущена в Москву, куда бежал ее муж. Со своей стороны Иван Васильевич отозвал из Вильны своих бояр, которых Александр почему-либо считал вредными для себя.
Но под теми или другими благовидными предлогами Александр не хотел исполнить ни одного из требований Ивана Васильевича. К этим огорчениям со стороны зятя присоединилось еще новое: султан по просьбе великого князя строго запретил притеснять московских купцов в своих владениях и отправил в Москву посла с дружественными уверениями, но Александр не пропустил их чрез свои владения, извещая тестя, что турецкие послы никогда не ездили в Москву чрез Литву, что он не пропустил их, так как они могли быть и лазутчиками. В то же время литовский князь по совету окружавших его панов хотел дать в удел младшему брату Сигизмунду Киевскую область. Иван Васильевич, бескорыстно желая зятю добра, чрез Елену предостерегал его от опасности, исходящей от раздвоения власти, между тем как Александр винил тестя в том, что он вмешивается в его дела; Иван Васильевич в письмах к Елене спрашивал, почему ее муж не хочет жить с ним в любви и братстве, и получил от зятя ответ, что он поступает так потому, что тесть завладел многими городами и волостями литовскими, что он, великий князь, не устроил мира между ним, Александром, с одной стороны, и ханом Крымским и господарем Молдавским — с другой. Жалобы эти были безосновательны, так как после договора с Александром Иван Васильевич не захватывал ни волостей, ни городов литовских.