Великие князья Владимирские и Владимиро-Московские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г.

В том же 990 г. в Новгороде совершилось одно из важнейших событий его жизни — крещение новгородцев. По известиям Никоновской летописи[567], в Новгород прибыл Михаил, первый русский митрополит, с епископами Добрыней и Анастасом, тем самым корсунским священником, при помощи которого Владимир взял Корсунь. По пути к Новгороду греческие епископы истребляли идолов, крестили народ и основывали храмы. Христианство, однако, туго принималось на севере, где по соседству с новгородскими славянами жили исключительно язычники и не могло быть таких контактов с христианским миром, какие были на юге, в Киеве, по соседству с христианской Византией. В 991 г. в Новгород и Псков был назначен епископом Иоаким Корсунянин, и ему вновь пришлось сокрушать идолов и разорять требища[568]. Говоря о крещении новгородцев в 990 г., Никоновская летопись ничего не передает о том, что новгородцы оказали хоть какое-либо сопротивление греческим епископам — не говорит об этом и при втором истреблении идолов и капищ. Но так называемая Иоакимовская летопись, известия которой сохранились у Татищева[569], передает весьма характерный и, кажется, правдоподобный рассказ о втором истреблении идолов и требищ в Новгороде: по этой летописи, в Новгород отправились с епископом Иоакимом Добрыня и тысяцкий Владимира Путята с ратной силой; в Ростове они увеличили последнюю за счет новокрещенцев-ростовцев и пошли далее; по дороге силы их прирастали другими новокрещенцами, так что к Новгороду эта духовно-военная миссия пришла с весьма внушительным количеством рати. Новгородцы собрались на вече и решили не пускать в город пришедших с Добрыней и не выдавать богов; мост на Волхове был разобран, а на берегу выставлены каменометные орудия. Более решительное сопротивление готовилась оказать левая сторона (по течению Волхова), почему Добрыня с духовенством и ратными людьми сначала занял правую, Торговую сторону, где в течение двух дней крещено было несколько сотен человек. Между тем на левой стороне главный жрец Богумил, прозванный за его сладкоречие Соловьем, приглашал граждан крепко стоять за веру отцов, а тысяцкий Угоняй, разъезжая по городу, кричал: «Лучше нам умереть, чем отдать на поругание наших богов». Путята ночью с 500 ростовцев переправился на левую сторону и благодаря тому, что новгородцы той стороны приняли их за своих, проник в город; Угоняй и некоторые другие мужи были схвачены и отправлены на другую сторону к Добрыне, о чем не замедлила разнестись по городу молва. Народ рассвирепел: новгородцы-язычники, мирно жившие до тех пор с бывшими среди них христианами, у которых была церковь Преображения Господня, теперь в ярости разметали эту церковь, пограбили и разорили дома христиан[570]; до пяти тысяч новгородцев вступили в жестокую сечу с ростовцами, приведенными Путятой. Тогда Добрыня так же, как и Путята, пользуясь ночной темнотой, переправился на левую сторону, зажег дома по берегу реки и тем произвел всеобщее замешательство: народ бросился тушить пожар, а лучшие люди (аристократия) послали к Добрыне просить мира, и тот приказал спасать город и прекратить грабеж. Но теперь дошла очередь до богов: деревянных идолов сожгли, а каменных побросали в реку; новгородцы напрасно умоляли пощадить их святыню. Отсюда-то и пошла пословица, что Путята крестил новгородцев мечом, а Добрыня — огнем. Одна из Новгородских летописей[571] передает, что главный идол Перуна, когда его бросили в реку, начал кричать: «О горе мне, ох! достался я немилостивым судиям», потом бросил на мост палицу и сказал: «Поминайте меня этим, новгородцы!» Идол, которого запрещено было извлекать из воды, доплыл до р. Пидьбы[572] и остановился у берега; местный житель-гончар, собиравшийся плыть по реке в город для продажи горшков, увидев идола, оттолкнул его от берега шестом и сказал: «Довольно ты, Перунище, поел-попил, плыви теперь прочь». Таким образом, Новгород оказался покоренным силой оружия, и Владимир, следовательно, мог располагать им по личному усмотрению.