Великие князья Владимирские и Владимиро-Московские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г.

Причины гнева великого князя на Новгород заключались в том, что последний принимал к себе недругов Василия. Так, он принял к себе Шемяку, который там и умер. Митрополит Иона в своей переписке но этому поводу с новгородским владыкой настаивал в том числе на том, чтобы Шемяка прислал к великому князю посла с челобитьем и чистосердечным раскаянием в своем преступлении против старшего брата. Шемяка действительно присылал в Москву со своим боярином грамоты, но «с великою высостию», а о преступлении своем даже и не упоминал. Новгородский владыка объяснял радушный прием Шемяки в Новгороде старым обычаем, по которому всякий князь, прибегавший под кров Святой Софии, принимался с почетом; выставлял также на вид, что митрополит и сам называл Шемяку сыном. Иона, выставляя на вид вины и злодеяния Шемяки, не только отказывался от признания его своим сыном, но и заявлял, что вместе с ним, митрополитом, все владыки и все русское священство считают Шемяку отлученным от Божией церкви[382]. Другой князь, не ужившийся с Москвой и, следовательно, неприятный ей, перешел в середине июня 1455 г. из Пскова в Новгород, это — Василий Васильевич Гребенка, князь Суздальско-Шуйский. Недовольный своим уделом и вообще положением своего дома, он уехал сначала в Новгород, а потом, в 1448 г., переехал в Псков; в 1455 г., как сказано, он опять переехал в Новгород. Великий князь отослал в Новгород «грамоты взметныя» и выступил в поход в феврале 1456 г. В Волок собрались к нему все князья и воеводы, которые должны были принять участие в походе; сюда же явился новгородский посадник с челобитьем, чтоб великий князь на Новгород не шел и гнев свой отложил. Но Василий челобитья не принял. Вступив на Новгородскую землю, он послал князя Ивана Васильевича Стригу-Оболенского и Федора Басенка на Русу, граждане которой, не ожидая столь быстрого прибытия низовской рати, не успели вывезти или припрятать своих пожитков, так что московские воеводы должны были отправлять приобретенную добычу в свою землю с ратными людьми. Ратных людей осталось здесь, и с воеводами и с детьми боярскими, весьма небольшое число, менее двухсот. А между тем из Новгорода наступала пятитысячная рать. На совете воеводы решили выступить против этой рати, так как, говорили они, воспользовавшись добычей, они сами отпустили с ней ратных людей, сами же и должны, следовательно, выходить из критического положения. Притом же, говорили они, если не биться с новгородцами и не пасть в бою, все равно придется погибнуть за вину от своего государя. Место для битвы было весьма неудобно: враждующие стороны разделялись плетнем и снежными суметами. Московские воеводы, заметив, что на новгородцах очень крепкие доспехи, и поэтому их трудно будет одолеть, решили стрелять по коням, а не по всадникам; кони вследствие этого начали беситься и метаться в разные стороны, а неискусные и не обученные военному делу всадники, вооруженные длинными копьями, которыми не умели владеть, падали с коней и производили необыкновенное замешательство; наконец, новгородцы ударились в бегство, а московские воеводы преследовали их по пятам. Тут пойман был среди прочих посадник Михаил Туча. В полон много нельзя было брать по малочисленности московской рати, из которой, говоря современным языком, нельзя было отряжать большого конвоя к пленным. Новгород пришел в уныние, когда прибежали туда остатки разбитой рати. Удирили в вечевой колокол, собрались новгородские власти и граждане, но никто не знал, с чего и речь начать; наконец, как будто пьяные, говорили то, что придет в голову: одни — одно, другие — другое. Верх взяла мысль просить владыку, чтобы отправился к великому князю с челобитьем. Архиепископ хотя и заявлял, что за преступление новгородцев ему нельзя и на очи показаться великому князю, тем не менее, видя, в какой беде находится его паства, отправился с посадниками, тысяцкими и простыми людьми: посетил, по обычаю, сначала князей и бояр московских и просил их ходатайствовать за Новгород пред великим князем; наконец, допущен был на глаза самого великого князя. Василий Васильевич, послушав челобитья богомольца своего, а также братьев и бояр своих, взял с новгородцев «за свою истому» около 10 000 новгородских серебряных рублей, кроме того, что дано было новгородцами братьям и боярам великого князя. После этого в Новгород посланы были бояре, которые привели новгородцев к крестному целованию. Договор Новгорода с великим князем, заключенный в Яжелбицах (120 верст от Новгорода), содержит в себе зачатки того, что послужило потом к падению новгородской самостоятельности. Новгородцы отступались для великих князей Василия Васильевича и Ивана Васильевича (который объявлен соправителем отца в 1450 г.) от приобретенных ими ростовских и белозерских земель; обязывались платить черный бор, отменить вечевые грамоты, новгородскую печать заменить печатью великого князя, не вмешиваться в княжеские усобицы, не принимать к себе князей: можайского и сына Шемяки, Ивана Димитриевича Шемякина с детьми их, а также матери и зятьев последнего; не принимать никаких лиходеев великого князя, откуда бы они ни явились[383].