Великие князья Владимирские и Владимиро-Московские. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г.

Великому князю, не раз обманутому Шемякой, приходилось во что бы то ни стало как-нибудь отделаться от него. Но его отвлекали татарские дела. Еще в 1448 г. казанский царь Мамутек, сын Улу-Махмета, отце— и братоубийца, послал всех своих князей воевать отчины великого князя, Муром и Владимир. Против них выходил тогда 10-летний сын Василия Иван. В 1449 г. татары Седи-Ахмета, хана Синей или Ногайской Орды, доходили до реки Пахры, пленили жену князя Василия Оболенского и вообще много зла учинили христианам. Татар преследовал царевич Касим, отнявший у них русский полон[375]. В следующем, 1450 г. татары пошли по направлению к Рязанской земле. Великий князь, бывший тогда в Коломне, выслал против них того же Касима с татарами и воеводу Беззубцова с коломенской ратью, которые встретили врагов у р. Битюга, побили их и обратили в бегство[376]. Серьезнее было нападение татар в следующем, 1451 г. Великий князь неожиданно получил известие, что на Москву идет сын Седи-Ахмета царевич Мазовша. Не успев собрать всех ратей, он пошел к Оке с наличными немногочисленными полками; на пути он узнал, что Мазовша уже невдалеке от Оки, а потому воротился в Москву, послав со своими полками князя Ивана Звенигородского с тем, чтобы он по возможности задержал быструю переправу татар чрез Оку. Князь Звенигородский, однако, струсил и вернулся с дороги назад, но иным путем, а не по следам за великим князем. Василий Васильевич, встретив Петров день в Москве, со старшим сыном Иваном поехал к Волге, оставив в Москве в осаде мать, митрополита Иону, сына Юрия и множество бояр и детей боярских, а жену с малолетними детьми, по известию некоторых летописей, отправил в Углич. 2 июля татары подошли к Москве и зажгли окружные посады. Тогда стояла засуха, а потому огонь сильно и быстро разошелся; от сильного жара в самом городе загорались церкви; от дыма ничего нельзя было видеть; граждане впали в уныние. Татары хотя и подступали к городу, но неудачно… Пожар, наконец, затих, и дым рассеялся. Тогда граждане стали выходить из города и биться с татарами в открытом поле. Но вот в одну ночь, по известиям некоторых летописей, татары услыхали в городе шум: думая, что это пришел сам великий князь, они бежали так поспешно, что побросали на дороге все тяжелые вещи и полон. Получив от матери известие об отступлении татар, великий князь возвратился в Москву, слушал молебны и утешал граждан, говоря им: «Это случилось по моим грехам. Но вы не унывайте! пусть каждый из вас ставит хоромы на своих местах, а я рад жаловать вас и дать вам льготу»[377].

Несмотря на это беспокойное время, на набеги татар и крамолу Шемяки, обычные государственные дела шли своим порядком, и о них, как об обычных, летописцы ничего не говорят: если бы дела приняли иной оборот, они не преминули бы отметить это в своих трудах.

Отношения с другими князьями, кроме Шемяки, были также обычны. Кажется, к какому-нибудь из двух только что описанных годов, а может быть, к двум предшествующим, нужно отнести договор великого князя с Иваном Васильевичем Горбатым. Еще раньше, в 1446 г. (?), троюродные братья его, внуки Кирдяпы, Василий и Федор Юрьевичи, заключили договор с Шемякой, по которому, «когда Бог даст ему [Шемяке] достать свою отчину великое княжение», он отберет у князя Ивана Можайского Суздаль (Нижний, Городец и даже Вятку) с правом непосредственных контактов с Ордой. Теперь Иван Горбатый, после того как договор Юрьевичей рушился сам собой, также заключает с великим князем договор, по которому обязуется не заключать мира с Шемякой и отдать великому князю взятые у крымского хана старые ярлыки на Нижегородское и Суздальское княжения. Великий князь со своей стороны жалует ему Городец… Был договор и с Михаилом Андреевичем Верейским. По договору, 19 июня 1447 г. великий князь в числе прочего не берет с вотчины Михаила дани в течение двух лет; по новому же договору от 1 июля 1450 г. князь Верейский обязывается давать ордынский выход[378].

Но вернемся к прерванному нами рассказу.