Великие личности и эпохи через литературу

Если романное слово в большой литературе, по определению М. М. Бахтина, открывает почти неограниченные возможности смыслового насыщения, если романное слово стремится через художественную деталь, которая, по определению Ю. М. Лотмана, становится сюжетообразующей, установить «живой контакт с неготовой, становящейся современностью (незавершенным настоящим)», то в случае с фольклором, равно как и в случае с беллетристикой, все обстоит несколько иначе. Указанная А. В. Михайловым «самотождественность текстов-процессов» словно совпадает с пропповским определением самозамкнутости все той же волшебной сказки. В частности, когда речь заходит о таком популярном жанре массовой беллетристики, как детектив, Ю. М. Лотман, сравнивая его с русским социально-психологическим романом, указывает, что «социальная открытость детектива мнимая. Все, что может быть сведено к инвариантам: „преступление“, „улика“, „ложная версия“ и им подобным, оказывается взаимозаменяемыми вариантами, переводимыми на язык сказочной загадки или трудной задачи».

И в этом смысле весьма примечательными представляются рассуждения Р. Барта о синтагматическом сознании, анализ которого и может открыть, по мнению исследователя, путь к анализу крупных современных «повествовательных текстов» – от газетной хроники до массового романа.

Таким образом, можно сделать вывод, что беллетристика в силу своей «самотождественности» вполне сопоставима с определенным типом фольклорного мышления и, в частности, с волшебной сказкой, следовательно, заключает в себе немалый элемент архаики. Но архаика всегда была тем рудиментом в общем эстетическом сознании, разговор о котором неизбежно выводил на рассуждения об исторических закономерностях всего литературного процесса.

Ю. М. Лотман следующим образом охарактеризовал эту особенность массовой беллетристики: «Самые различные идейно-художественные системы прошедших эпох функционируют в массовой литературе как живые. В конце XVIII – начале XIX в. массовая литература представляла собой как бы гигантский заповедник, в котором ископаемые животные, известные культурному читателю только по музейным образцам, жили и плодились в своих природных условиях».

Естественно, что такой богатый материал прошлых эпох, всевозможных фольклорно-мифологических мотивов, которые в большой литературе уже умерли, но словно в куске янтаря продолжают свое «самотождественное», самозамкнутое существование в массовой беллетристике, не может не учитываться новой теорией литературы как живой эмпирический материал, способный обогатить наши представления о самой природе художественного слова.

В основу данного курса лекций положена гипотеза о романтическом происхождении таких жанров массовой беллетристики, как исторический роман, роман ужаса, фэнтези и детектив, причем акцент будет сделан в основном на фэнтези и детективе. В связи с этим утверждается, что так называемая диалектика Добра и Зла, лежащая в основе всей романтической эстетики, непосредственно связана с концепцией протестантского провиденциализма. Именно по этой причине автору пришлось взглянуть на данную проблему в историческом аспекте и обратить особое внимание на происхождение протестантской доктрины предопределенности, проанализировать исторические корни возникновения самой идеи диалектики Добра и Зла. В этом смысле между первыми частями предложенного читателю курса лекций и частью, посвященной «массовой беллетристике», устанавливается вполне логически оправданная связь. И протестантская этика, порожденная в эпоху Ренессанса, и диалектика Добра и Зла, берущая свои корни в эпоху раннего Средневековья, – это два необходимых условия, без которых разговор о «массовой культуре» в целом не представляется возможным.

Основным тезисом данной части курса лекций, прочитанных в ряде московских университетов и на радиостанции «Орфей», можно считать утверждение, что массовая беллетристика является естественным продолжением развития классического романтизма конца XVII – начала XIX века. Однако чтобы разобраться в том, что собой представляет массовая беллетристика как историко-литературный феномен, нам необходимо обратиться к изучению такого явления, как «массовое общество» и поставить вопрос о том, когда это общество могло возникнуть и почему.

История возникновения «массового общества»

По мнению социологов, целостная концепция «массового общества» возникает в ответ на настоятельную потребность описания и объяснения прежде всего двух закономерностей исторического развития, двух социальных тенденций, с особой силой проявившихся в XX веке, но обозначившихся еще ранее.

Первая из них – возрастание роли народных масс в социальном развитии. Вторая – так называемый процесс «дестратификации» (размывание традиционных форм общности, традиционно локальных социальных групп, «классов-сословий»; появление и постоянное воспроизводство таких категорий, как люмпен-пролетарий и люмпен-буржуа; возникновение социально аморфных «средних слоев»; быстрый рост различных маргинальных групп населения и т. д.).