Романтизм, как и современная массовая культура, с позиций высокого Разума и Просвещения воспринимался как упадок, как безвкусица, развращающая души молодых читателей. Известно, что русские дворяне запрещали своим дочерям читать поэму „Демон“ Лермонтова, видя в ней верх безнравственности, что и понятно: на смену высоким классическим образцам в течение жизни одного поколения пришла мода на готику, иными словами, на варварский стиль, мода на стихию и хаос. Однако со временем романтизм тоже стал классикой. Страсти улеглись, и к эпатажности и вызову стали относиться спокойнее и размереннее.
Эту мысль хотелось бы развить и еще раз обратить внимание на то, что современная англо-американская беллетристика имела своих предшественников, равно как и само понятие беллетристики возникло не в XX веке. В связи с этим следует дать определение некоторым основным чертам данного явления литературы. По мнению А. В. Михайлова, беллетристике свойственна „самотождественность текстов-процессов“. Беллетристика также выражается в „чрезмерно претенциозной форме“, требующей полнейшего и некритичного „доверия читателя к тексту“. Характеры в беллетристике превращаются в амплуа, „соответствующие исходной, весьма простой композиции человеческих отношений“, это „функции целого“ и больше ничего».
Заметим лишь, что подобное определение беллетристики А. В. Михайлов делает на основании анализа творчества Л. Тика, которого тоже причисляет к беллетристам. Исследователь характеризует конец XVIII века как эпоху, которая склонялась в «сторону всего облегченного, находя в том поддержку общественного вкуса», и была близка к тому, «чтобы создавать произведения искусства как „чтиво“ и таким его потреблять». С подобным мнением полностью согласны В. М. Жирмунский и Н. А. Сигал. Об английском готическом романе конца XVIII века исследователи впрямую говорят, что он оказал непосредственное влияние на массовую литературу, которая уже существовала в 90-х годах XVIII столетия, и, в частности, на «Абеллино» Цшокке. Массовую беллетристику прошлых веков В. М. Жирмунский и Н. А. Сигал характеризуют следующим образом: «Существенным в развитии этой литературы, частично имевшей вульгарно развлекательный характер, явилось дальнейшее углубление образа героического злодея, романтического индивидуалиста, борца против моральных предрассудков и социальных несправедливостей современного общества». Эта ориентация на «облегченность» явилась, по мнению исследователей, естественной реакцией на тот кризис, который испытала литература эпохи Просвещения. Суть же кризиса заключалась в том, что исчез беспримерный порядок просветительского образа мира, в котором «не осталось места ни для сомнений, ни для отчаяния, потому что всему отводилось положительное, должное место». Для писателя конца XVIII века действительность существовала «как словесно-препарированная» риторическая конструкция. Такой образ мира направлял художественную мысль «по определенным проторенным колеям – жанров, стилей, тем, сюжетов». По мнению А. В. Михайлова, беллетристический момент в творчестве Тика, склонность писателя даже к тривиальному, почти нехудожественной увлеченности занимательным сюжетом приводила, в конечном счете, к уничтожению просветительского порядка, риторики и к возникновению хаоса и беспорядка, которые и открывали богатейшие перспективы для дальнейшего сращивания литературы с действительностью посредством будущего классического реализма.
Если в свете всего сказанного выше еще раз обратиться к концепции современного нового искусства Ортеги-и-Гассета, то проявится следующая закономерность: в XX веке классический реализм XIX века, как некогда Просвещение, исчерпал свои возможности. Гуманистическое искусство не смогло ответить на жизненно важные вопросы, и ему на смену пришло искусство новое, дегуманизированное, игровое, во многом беллетризированное и, как видно, романтического происхождения. Круг замкнулся, что еще раз косвенно подтверждает мысль о цикличности развития не только общества, но и всей духовной культуры человечества.
Из этого можно сделать вывод, что разговоры о падении искусства и о его тиражированности не являются прерогативой только XX века. Так, в 80-х годах XVIII столетия в Германии Гете и Шиллер обрушились целым потоком эпиграмм в адрес издателя Николаи, который, по их мнению, опошлял и снижал до уровня обывателя саму идею высокого Просвещения. Различие заключалось лишь в том, что XX век, по данным того же В. И. Вернадского, перешел в совершенно новое качество, изменив до неузнаваемости всю биосферу, а масса, или толпа, возросла настолько, что полностью подчинила себе и ноосферу.
Итак, мы пришли к тому, что:
1. Массовое общество и массовая культура являются не только социальным или историческим явлением, но и явлением «геологическим», или «космическим» (по Вернадскому).
2. Массовая культура непосредственно примыкает к иррациональному типу духовной культуры человечества, берущему свое начало из дионисизма.