Габриэль чувствовала себя триумфатором и даже не попыталась скрыть своей радости и гордости: «Только Господь и смерть короля смогут помешать мне стать французской королевой!» – воскликнула она. И оказалась права…
6 апреля молодая женщина покинула Фонтенбло и короля, чтобы отправиться в Париж. Она решила плыть туда на лодке, поскольку – в очередной раз – она была беременна, а тряска в карете могла повредить ее здоровью. Король был огорчен этой разлукой в несколько дней, но в течение Страстной недели, чтобы заставить замолчать тех, кто обвинял его в ереси, он посчитал правильным не жить в грехе. Не забудем того, что в тот момент Габриэль была всего лишь его любовницей. Накануне, в ответ на нападки Росни против фаворитки, монарх сказал: «Поскольку вы полагаете, что моя жена должна быть красивой, хорошо сложенной и способной рожать детей, подумайте немного, известна ли вам та, в ком все эти качества воплощены». И, увидев затруднение министра, Генрих продолжил: «О, а вы – хитрая бестия! Вы делаете вид, что думаете, чтобы вынудить меня самого назвать такую женщину. Сознайтесь, не в моей ли любовнице соединены все эти три качества?»
Таким образом, в течение всех месяцев, которые предшествовали принятию решения о свадьбе, король столкнулся с почти всеобщим неодобрением. Но он упорно стоял на своем, хотя это и не мешало ему проявлять некоторые слабости. Пока он продолжал осыпать Габриэль пылкими заверениями любви, у него случились по крайней мере два любовных приключения. Первым была связь с дамой Глен, супругой советника парламента, а другая – с госпожой Изабэль Потье, женой канцлера де Буанвиля. Об этом случае нам сообщил Пьер де Летуаль[62]
: «Случилось так, что перед ним оказалась одна дама, которая с ним заговорила. Молодой советник при дворе был плохо проинформирован и решил пригласить танцевать эту даму, уведя ее от короля. Король спросил, какую он занимал должность, а узнав, что тот имел честь быть советником парламента, произнес: “Чрево святой Гризеты, если все остальные советники моего двора походят на вас, то у меня очень глупый двор!” И несчастный советник был вынужден пасть на колени, чтобы молить о прощении».Со своей стороны, увидев перспективу стать королевой, Габриэль уже больше ни на кого не смотрела. Кончились те времена, когда она могла позволить себе поиграть с Бельгардом. Теперь она не упускала случая, чтобы в очередной раз не сказать королю, что все ее помыслу обращены к нему. Конечно, временами она проявляла неуравновешенность характера. Когда она услышала о возможном браке Генриха с Марией Медичи, быстро взяла себя в руки, и ложе любовников прятало все их ссоры!
И вот 6 апреля эта парочка, к глубокому взаимному сожалению, вынуждена была на время расстаться. Король лично проводил ту, кого называл «мое все», до маленького порта Савиньи-ле-Тампль, где она должна была сесть в лодку. В момент расставания с Генрихом Габриэль со слезами на глазах бросилась ему на шею и попросила «присмотреть за ее Цезарем, Александром и Генриеттой». Генрих был потрясен, долго оставался на берегу, глядя вслед лодке, которая увозила его любимую. Неужели он предчувствовал, что никогда больше не увидит ее? Конечно же нет, но обычное настроение его покинуло.
В три часа дня Габриэль высадилась перед Арсеналом, где проживала ее сестра Диана, потом отправилась на ужин к банкиру Замету, принявшему ее с церемониями, положенными королевам. После ужина она отправилась ночевать к своей тетке мадам де Сурди. В среду утром она приняла Росни и постаралась склонить его на свою сторону, но будущий герцог де Сюлли остался при своем мнении.
В Чистый четверг молодая женщина вначале пошла на мессу в церковь Святого Антония. Ее сопровождала многочисленная свита. С этой свитой она вернулась к банкиру Замету, чтобы там пообедать. Обед был, как и положено, очень обильным, и Габриэль отдала ему должное, хотя ей показалось, что у съеденного ею апельсина был какой-то странный привкус. После ужина, поскольку стояла очень теплая для этого времени года погода, она решила прогуляться в саду. И там она вдруг почувствовала невыносимую боль в горле и желудке. Ее сразу же отнесли в особняк семейства Сурди, где ей стало чуть лучше. Но на следующий день – это была святая пятница – боли возобновились и стали невыносимыми. Обычное для того времени лечение в виде кровопускания только ухудшило ее состояние, и врачи очень скоро потеряли надежду на ее спасение.
В Фонтенбло были посланы несколько гонцов, чтобы сообщить об этом королю. Тот вскочил в седло и помчался по дороге в Париж, но на почтовой станции Вильжюиф прибывший из столицы канцлер Помпон де Бельевр остановил его: «Сир, – сказал он королю, – герцогиня умирает. Конвульсии обезобразили ее лицо. Вам будет очень горько увидеть в таком жалком состоянии и без лекарств ту, кого Ваше Величество так любили!»