А затем – как снег на голову – возвращение Наполеона. Все, кто предал императора, снова сделали разворот и сплотились вокруг него. Остальные устремились в Гент вслед за Людовиком XVIII, который уехал из Тюильри, несмотря на призывы Шатобриана: знаменитый писатель хотел, чтобы король пожертвовал собой ради дела монархии. Это было бы подвигом, но героизм никогда не входил в число добродетелей брата Людовика XVI. Как и когда-то, во время революции, он предпочел держаться от опасности подальше! Когда он прибыл в Гент, то первым делом очень огорчился… что во время поспешного бегства забыл в покоях дворца свои домашние туфли. А когда один дворянин из его окружения удивился тому, что в столь ответственный момент короля огорчил такой пустяк, тот тяжело вздохнул и отрезал: «Вам не дано знать, что такое домашние туфли, сшитые по ноге!» Да уж, высказывание поистине историческое!
Оставшись в полном одиночестве в Париже, Зоэ Дюкейла заскучала: не было больше балов, изысканных ужинов, а главное, обожателей, она не знала, чем занять дни… и ночи. Для того чтобы скрасить одиночество, она располагала только письмами Состена. Опять он, все время он… Как и следовало ожидать, г-н де Ларошфуко последовал за королем в Гент. При этих обстоятельствах Зоэ стала относиться к его письмам уже не с досадой, а с волнением. Тон ее ответов отражает состояние ее духа. Поэтому после Ста дней, когда королевский «обоз» снова прибыл в Париж, для Состена был праздник. Даже двойной, поскольку Зоэ встретила его с распростертыми объятиями и дала возможность отведать вкус встречи после разлуки. Но вскоре ей пришлось уехать вместе со свекром и свекровью в Монпелье, и переписка между любовниками возобновилась. Письма Со-стена выражали не только страсть, но и ревность: он достаточно хорошо знал Зоэ, и его недоверие к ней было вполне оправданным…
А в это время второе отречение Наполеона и возвращение короля в Париж, опять в обозе врага. Пробили час реванша для ультра, в число которых входил и Состен. На этот раз они решили больше не проявлять снисхождения к бывшим друзьям «Буонапарте»! Во всей стране началась охота за ведьмами. К чести Людовика XVIII следует отметить, что у него хватило благоразумия ограничить чрезмерное рвение своих сторонников или, скорее, сторонников своего брата. Последний вместе с двумя своими сыновьями, герцогом Ангулемским и герцогом Беррийским, а также с мадам Руайяль, своей племянницей и невесткой[123]
, стали в авангарде когорты мстителей, которая мечтала снова пережить прошлое, пройдя по трупам всех тех, кого они считали политически неблагонадежными. Единственной гарантией свобод стала Хартия, которую дал французам Людовик XVIII после своего возвращения. Он твердо держался за нее, поскольку понимал, что ее отмена могла привести к крушению королевской власти.Когда в конце 1816 года Зоэ вернулась в Париж, политическая обстановка была очень напряженной, что ее лично никак не устраивало. Кроме того, свекровь ее была очень плоха и вскоре умерла, к огромному огорчению нежно ее любившей невестки. Молодая графиня Дюкейла вдруг почувствовала себя совершенно одинокой. К тому же ей уже стукнуло тридцать, что по тем временам означало для женщины конец молодости. Но она ничего не потеряла ни в своем очаровании, ни в соблазнительности. Эти качества совершили чудо в 1817 году, когда она познакомилась с королем. Постоянно осаждаемый просителями и посему редко соглашавшийся на аудиенции, Людовик XVIII на сей раз не заставил себя упрашивать и немедленно принял графиню Дюкейла. Конечно, в поспешности, с которой он согласился ее принять, не обошлось без воспоминания о признаниях маркиза де Фавра, которые преследовали его, как туника Нессуса. Он, вероятно, не без беспокойства, спрашивал себя, обладала ли его посетительница документом, выставлявшим в неприглядном свете его прошлое. Не менее вероятным кажется и то, что Зоэ поостереглась делать малейший намек на столь компрометировавший короля документ. Гораздо более действенным было бы оставить висеть в воздухе вопрос о судьбе этих бумаг. Графиня, которая чувствовала себя всеми покинутой и опасалась, что у нее могли забрать детей, попросила защиты у монарха, который, со своей стороны, ограничился расплывчатыми обещаниями. Но его поведение во время их второй встречи явно свидетельствовало о том, что с первой встречи он уже был в плену ее очарования…
Эта вторая просьба об аудиенции была спровоцирована письмом Ашиля Дюкейла к королю, в котором он представил жену в неприглядном свете и, в частности, привел список ее измен супружеской верности! Поэтому молодой женщине было не по себе, когда она снова входила в рабочий кабинет короля. Но очень скоро она успокоилась, если верить рассказу барона Ида де Невиля: