Но все эти почти ежедневные презенты были всего лишь цветочками по сравнению с другими подарками короля. В Париже он купил для нее особняк Юмьер, чтобы она могла жить достойно. Но, главное, после того как за большие деньги был восстановлен замок Сен-Уэн, разрушенный пруссаками в 1815 году, король обставил его дорогой мебелью, украсил картинами известных художников и подарил его любовнице. И опять, принимая этот подарок, графиня обставила свое согласие как «доказательство своей любви». Чтобы заставить ее принять этот дар, король привел веский аргумент: «Я уже не молод, – сказал он своей нимфе, – Сен-Дени недалеко, вы будете приходить туда помолиться за меня»[126]
.Это был намек на его кончину: в аббатстве Сен-Дени, как известно, похоронены все французские короли. Мадам Дюкейла была очень растрогана этими словами, у нее не хватило мужества отказать королю в его просьбе, и она приняла от него этот замок!
Кроме того, получив назад свое приданое, благодаря протекции короля, Зоэ прикупила неподалеку от Ла-Рошели, в Беноне, большое имение. Акт о покупке был составлен г-ном Леруа, нотариусом, чьи услуги графине заключались не только в оформлении официальных документов!
Огромный успех мадам Дюкейла был вовсе не безоблачным. Как и всем «королевам сердца» до нее, ей пришлось испытать на себе критику любопытных, а также издевательства придворных, которые вовсю насмехались над королем и решительно осуждали его любовную страсть. Несмотря на строгую цензуру, ветер свободы, повеявший над страной в конце революции, позволял открытые нападки. На Зоэ обрушились не только памфлеты, но и куплеты, которые ходили по городу, причем авторы их уже не скрывали свои имена. Так, знаменитый Беранже, назвав Зоэ Октавией, направил в фаворитку вот такие отравленные стрелы:
При дворе оппозиционеры, в частности сторонники герцога Орлеанского, были также не очень нежны с «королевой сердца». Графиня де Буань, которая наиболее активно фрондировала против нее, прямо заявила, что «достойные сожаления приемы соблазнения старого короля она применяла только ради получаемых за это грязных де-нег»[128]
. В том же духе высказался маршал Мармон, съязвив, что она была «благородной женщиной, удовлетворявшей за деньги капризы старика».Поспешим добавить, что все эти нападки чаще всего были продиктованы завистью. Придворные времен Людовика XVIII были не более благожелательно настроены, чем придворные времен Людовика XIV или Людовика XV. Кроме того, политическая обстановка во Франции оставалась еще довольно напряженной, о чем свидетельствовали восстания, то и дело вспыхивавшие после смерти Людовика XVIII. Даже сами роялисты разделились на противоборствовавшие кланы: существовала партия короля, партия графа д’Артуа, выступавшая за более жесткую политику, была также партия герцога Орлеанского, находившаяся в либерально-прогрессивной оппозиции. Наконец, не стоит забывать бонапартистов, которых в стране еще оставалось достаточно много и в душах которых зависимость Франции от великих европейских держав возбуждала еще более сильную ностальгию по временам великой империи.
Ультраправые, орлеанисты и бонапартисты, несмотря на взаимную ненависть, сходились в одном: они критиковали окружение короля, сваливая в одну кучу политиков и его друзей. Сторонники графа д’Артуа добились смещения герцога Деказеса, которого Людовик любил как сына, но которым был вынужден пожертвовать из политических соображений. А орлеанисты ополчились на фаворитку. Отсюда и пошли те грубые нападки, один из образчиков которых мы привели выше. Повторим еще раз, эти нападки были необоснованными. Пусть Зоэ преследовала свои интересы и даже была продажна, пусть она изменяла королю и обманывала его, пусть она виртуозно пользовалась своим влиянием на него, но, по крайней мере, в заслугу ей можно поставить то, что она сделала его счастливым. Благодаря ей Людовик XVIII последние годы своей жизни провел убаюканным нежной мелодией ее голоса, очарованным видом ее молодости, забывая, благодаря ей, обо всех своих болезнях и о заботах, связанных со сложной политической обстановкой в стране. Конечно, его благодеяния дорого обошлись государственной казне, но мы уже знаем, что милости фавориток никогда не были бесплатными…