Великие психологи

Карибский ракетный кризис, во время которого мир оказался на грани ядерной катастрофы, заставил Фромма еще более пессимистично смотреть на перспективы предотвращения глобального конфликта. И хотя в июле 1962 года он наряду с Жаном Полем Сартром и Бертраном Расселом посетил конференцию по разоружению в Москве в качестве наблюдателя, его представления о будущем становились всё более мрачными. В одном из писем этого периода он писал: «Едва ли есть шанс избежать атомной войны, и причина, по которой люди так пассивны в отношении опасности этой войны, заключается в том, что они не любят жизнь»[133]. Подобные размышления подвигли Фромма поделиться ими в работе «Душа человека: ее способность к добру и злу» (1964), а окончательно он сформулировал их в книге «Анатомия человеческой деструктивности» (1973).

В этих работах Фромм выделил два свойства личности, которые присущи людям и определяют их характер и поведение. Психолог назвал их биофилией и некрофилией. «Биофилия — это страстная любовь к жизни и ко всему живому; это желание способствовать развитию, росту и расцвету любых форм жизни, будь то растение, животное или идея, социальная группа или отдельный человек. Человек с установкой на биофилию лучше сделает что-то новое, чем будет поддерживать или реставрировать старое. Он больше ориентирован на бытие, чем на обладание. Он в полной мере наделен способностью удивляться, и потому, быть может, он стремится лучше увидеть что-то новое, нежели подтверждать и доказывать то, что давно известно. Приключение для него важнее безопасности. С точки зрения восприятия окружающего ему важнее видеть целое, чем отдельные его части, его больше интересует совокупность, чем ее составляющие. Он стремится творить, формировать, конструировать и проявлять себя в жизни своим примером, умом и любовью (а отнюдь не силой, разрушительностью или бюрократизмом, который предполагает такое отношение к людям, словно это бесчувственные куклы или просто вещи). Он не „ловится“ на приманку рекламы и не покупает „новинок“ в пестрых упаковках, он любит саму жизнь во всех ее проявлениях, отличных от потребительства»[134].

Гораздо больше внимания он уделил патологическому развитию личности: «Человек с некрофильным ориентированием чувствует влечение ко всему неживому, ко всему мертвому: к трупу, гниению, нечистотам и грязи. Некрофильны те люди, которые охотно говорят о болезнях, похоронах и смерти. Если они могут говорить о смерти и мертвом, они становятся оживленными. Явным примером чисто некрофильного типа личности является Гитлер. Он был очарован разрушением и находил удовольствие в запахе мертвого. Если в годы его успеха могло создаться впечатление, что он пытался уничтожить лишь тех, кого считал своими врагами, то последние дни „гибели богов“ показали, что он испытывал глубочайшее удовлетворение при виде тотального и абсолютного разрушения: при уничтожении немецкого народа, людей своего окружения и самого себя. <…>

Для некрофила характерна установка на силу. <…> В конечном счете всякая сила покоится на власти убивать. Может быть, я и не хотел бы человека убивать, я хотел бы только отнять у него свободу; может быть, я хотел бы его только унизить или отобрать у него имущество, — но, что бы я ни делал в этом направлении, за всеми этими акциями стоит моя способность и готовность убивать. Кто любит мертвое, неизбежно любит и силу. Для такого человека наибольшим человеческим достижением является не производство, а разрушение жизни. Применение силы не является навязанным ему обстоятельствами преходящим действием — оно является его образом жизни. <…>

Влияние людей типа Гитлера и Сталина также покоится на их неограниченной способности и готовности убивать. По этой причине они были любимы некрофилами. Одни боялись их и, не желая признаваться себе в этом страхе, предпочитали восхищаться ими. Другие не чувствовали некрофильного в этих вождях и видели в них созидателей, спасителей и добрых отцов. Если бы эти некрофильные вожди не производили ложного впечатления созидающих защитников, число симпатизирующих им вряд ли достигло бы уровня, позволившего им захватить власть, а число чувствующих отвращение к ним предопределило бы их скорое падение.