В воображении спутников Александра господствовало представление о причастности совершаемых ими подвигов к тем пространствам, с которыми были связаны великие военные предприятия легендарных и реальных завоевателей глубокой древности — Сезостриса, Кира, Дария Гистаспа. К границам Индии вместе с именем Кавказа греческие завоеватели перенесли также и связанные с этим именем легенды о Прометее и Геракле, обращая в потомков последнего местные индоскифские племена по весьма свойственному эллинскому сознанию стремлению привести все варварские народы к своему корню. Как некогда подобные легенды рассказывались об италийцах и о скифах, так теперь их распространили на североиндийских сибов на том основании, что они, подобно Гераклу, были вооружены дубинами и одевались в звериные шкуры.
В угоду укоренившемуся уже в ионийскую эпоху представлению реки Оке и Яксарт, еще весьма смутно разделявшиеся между собой в сознании как иранцев, так и греков, спутники Александра отождествляли с Танаисом, относительно которого существовало твердое представление как о границе европейского и азиатского материков. Среднеазиатских скифов, живших по ту сторону Яксарта, они готовы были в связи с этим отождествить с европейскими скифами, оживив таким образом древнейшие и зафиксированные у Гомера представления о скифах-абиях, послы которых посетили Александра Македонского в бытность его на Яксарте.
Поскольку было известно, что Танаис впадает в Азовское море, а Оке и Яксарт — в Каспийское (об Аральском море как об отдельном бассейне ученые не знали до самого конца античной эпохи), то во времена Александра появилось представление об общности азовского и каспийского бассейнов. Оно основывалось, очевидно, только на этом смутном отождествлении среднеазиатских рек, ошибочно относимых к каспийскому бассейну, с Танаисом, а не на реальных данных о Манычской низменности, заливаемой иногда весенними водами, что и могло бы производить впечатление слитности Каспия и Меотиды — факт, который вряд ли следует полагать известным географам эпохи Александра Македонского. О распространенности этого мнения среди спутников и современников Александра Страбон сообщает со ссылкой на Поликлета из Лариссы — историка, писавшего на рубеже IV и III столетий до н. э. Следы подобных представлений имеются и в других сочинениях, посвященных истории походов Александра Македонского, например у Квинта Курция.
На основании тождества Яксарта и Танаиса географы эпохи Александра склонны были распространять границы европейского материка до Яксарта, подкрепляя это тем соображением, что на правом берегу Яксарта растет ель и скифы, живущие у берегов этой реки, употребляют еловые стрелы. Считалось, что ель в Восточной Азии не произрастает. Страбон (XI, 7, 4) склонен эти представления приписывать честолюбию Александра и лести его приближенных, пытавшихся представить своего царя покровителем скифов, не покоренных прежними великими завоевателями.
Как бы то ни было, легенда об Александровых подвигах на Танаисе держалась прочно, и отражение ее находим еще в «Александровых алтарях», помещаемых Птолемеем у устья Танаиса. Аммиан Марцеллин упоминает также об «Александровых алтарях» на Борисфене; свидетельство это имеет под собой, однако, гораздо более реальные основания, чем данные Птолемея, и его необходимо связать с одиночным, но весьма любопытным свидетельством Макробия о том, что наместник и полководец Александра Зопирион в своем походе против европейских скифов, предпринятом в бытность Александра в Азии, дошел до ворот Ольвии, но был скифами отброшен и погиб во время этой кампании.
О том, однако, насколько было трудно сделать необходимые выводы из новых географических данных, ярче всего свидетельствует тот факт, что, совершив поход вдоль Инда к его устью и плавание вдоль южных берегов Азии, Александр готов был в Индии искать истоки Нила. Он будто бы усматривал подтверждение этой, основанной на легендарных данных, ионийской точки зрения в том, что в реке Гидасп водятся крокодилы, а у реки Акесин растут египетские бобы. Будто бы и свой флот Александр снаряжал первоначально с намерением плыть прямо в Египет. Подобные свидетельства цепкости традиционных географических представлений и стойкости перед, казалось бы, уничтожающими их новыми фактами могут быть почерпнуты и из сочинений величайшего ученого того времени, а равно и всей древности — Аристотеля.