В противоречии с этим Псевдо-Аристотелево сочинение «О чудесных слухах», относящееся ко времени несколько позже Аристотеля, содержит иную, несравненно более правильную локализацию истоков Истра в Геркинских лесах. Наименование «Геркинские леса» прилагалось сперва к Альпам, а позднее к Шварцвальду. Указанная же локализация истоков Дуная была уточнена лишь более чем через три столетия, когда в 15 году н. э. молодой Тиберий в своем походе против винделиков и других альпийских племен проник к Боденскому озеру, а вслед за тем достиг истоков Дуная. Открытие это тотчас же стало достоянием науки, будучи подробно описано в «Географии» Страбона, появившейся на свет, как полагают, всего лишь несколькими годами позже.
Вопросов географии Аристотель касался не только в «Метеорологии», но и в различных других своих трудах. Из них в первую очередь должно быть названо его утраченное сочинение «О варварских обычаях» (род литературы, которому положил начало Гелланик, греческий историк V века до н. э.), а также зоологические сочинения «История о животных», «О частях животных» и
Большинство сообщений фактического или анекдотического характера из области естественных наук, относящихся к скифскому северу, восходит так или иначе к Аристотелю или его ближайшему последователю и ученику — Теофрасту. Следует, кроме того, отметить ставшую весьма популярной гидрологическую теорию Аристотеля, касающуюся черноморского бассейна, соответственно которой вследствие изобилия многоводных рек, а также соответственно форме земной поверхности Меотида, будучи наиболее мелким морем из всех морей средиземноморского бассейна, течет в Понт, а Понт, в свою очередь, будучи мельче Эгейского моря, истекает в последнее. Эти представления получили поддержку и развитие у более поздних ученых. Аналогичные сведения о черноморском бассейне сообщает Полибий, прибавляя к этому теорию постепенного обмельчания Азовского и Черного морей вследствие речных наносов, отчасти, впрочем, наличествующую уже и у Аристотеля.
Как спутники Александра Македонского старались объяснить себе географические факты, открытые ими во вновь завоеванных экзотических странах, исходя из старых и во многом основанных на легендарных данных древнеионийских гипотез и предрассудков, точно так же и Аристотель во многом зависит от старых мерок, прикладываемых им к новому фактическому и теоретическому материалу. Так, например, знание Геркинских гор, неизвестных его предшественникам, и соединение с представлением о них тех смутных сведений, которые хранила полулегендарная традиция об Эридане и других европейских реках, текущих в северном направлении, заставляют его поддержать древнеионийское предположение о существовании Северного океана, в пользу которого у него так же мало фактических доказательств, как и у Геродота. Аристотелю необходимо было, однако, допустить чисто логически наличие моря на севере, ибо бравшие начало в Геркинских горах северные реки не имели бы иначе своего исхода.
При всем этом Аристотелю не чужд был и критицизм по отношению к географическим представлениям ионийцев, проявившийся, как и у Геродота, преимущественно в отрицании их общих соображений, в частности плоскостного представления о Земле и изображения ее в качестве диска на схематических картах.
Однако отвлеченные и пришедшие в полное противоречие с фактическими данными представления ионийских географов продолжали жить и находили поддержку и даже развитие у ученых IV столетия до н. э. Такова, например, мыслимая лишь как воспроизведение и обобщение Гекатеевой схемы мира четырехугольная панорама Вселенной у Эфора, о которой выше уже была речь. Этот историк, весьма популярный среди своих современников, а также и среди отдаленных потомков, прочно стоял на позициях древнеионийской географии, нашедшей большое место в его «Всеобщей истории» в 30 книгах, доведенной до 341 года до н. э.
Принятое Аристотелем и развитое Дикеархом учение о шарообразности Земли, географические открытия, сделанные во время походов Александра Македонского, а также предприятия Питея из Массалии и Патрокла, описанные выше, подготовили почву для нового представления о мире. Это представление обладало принципиальными отличиями от того, какое возникло в древнеионийской науке на основании недостаточного географического материала, окрашенного к тому же в мифологические тона, и которое было донесено без сколько-нибудь серьезных изменений до эпохи эллинизма.