Возжженные огни называются знамениями зорь. Это те же зори, звезды, солнца. Но вот они среди людей. Все миры, все отдельные темные и твердые предметы скрывают в себе семена огня — расплавляющего все, соединяющего всех. «Все вкусили твою мощь, когда ты, живой бог, родился от сухого дерева». «Он — первый жрец. Смотрите на него вы, на этот свет, бессмертный среди смертных» (Ригведа).
Жертвенный огонь делает зримым выходлюдей из самих себя, из своей отдельности, он — порыв, поток, соединяющий с вечным, с целым. Агни — вестник, связывающий смертных с бессмертными. Но огонь есть и в самом человеке — искра бессмертия, искра божественности. И она проявляется в огненной речи, в пылкой молитве, в экстазе единства (в Брахмане). Человек обладает великой силой — он может возжигать огонь, видимый и невидимый. Он может воздействовать на богов (на силы стихии). Зависимость людей и богов двусторонняя. Авторы гимнов считают, что не только люди зависят от богов, но и боги от людей. Если люди не будут питать бога своим жертвенным огнем, поить его сомой, бог умрет. Вдохновенные речи, молитвы, заклинания нужны и богам. Без них боги хиреют.
В царстве Индры эта двусторонняя зависимость приобретает характер грубой магии: «Речью, о жрецы, победите речь врага! Певец, останови Индру у напитка сомы» (Ригведа). Надо пропеть такие гимны, чтобы Индра опьянел от них, потерял водю. Громовержец не так уж умен. Подвыпив, он шумит: «Вот я эту землю поставлю туда и сюда. Ведь я выпил сомы... Я величественен, я возвышен до облаков! Ведь я выпил сомы!». Жрец в умственном отношении явно превосходит своего кумира. И временами ему становится стыдно за глупого бога. Он заставляет Агни сказать: «Я, неблагодарный, оставил милостивого, оставил отца, ибо мой выбор — Индра. Оставил, потому что милостивое небо “утратило свою магическую силу”». Но жрец понимает, что одной силой нельзя править, что нужен какой-то моральный авторитет, и заставляет Индру искать компромисса с Варуной: «О, Варуна, если ты любишь меня, о царь, различающий истину и право от лжи, приди и будь правителем в моем царстве!» (Ригведа).
Брахман
Веды создавались на протяжении двух тысяч лет. Естественно, что они далеко не однородны. Возникла письменность, складывались науки. Общество и культура расслаивались. Образованный человек теряет детски-непосредственное поэтическое чувство, непосредственную веру в священность жизни, которая просвечивает в древнейших гимнах. Появляется романтическое томление по вере, немыслимое, когда не было сомнения: «Пусть придет к нам вера утром, вера в полдень, вера на заходе солнца. О Вера (бог веры), одари нас верой!» (Ригведа). Человек сомневается, ищет новые ответы на новые вопросы, ищет философское обоснование того, что раньше просто «чуялось сердцем». Развивается абстрактная мысль, и старые боги стихий дают место рядом с собой новым богам, богам-понятиям: Вере, Слову, Брахману (слово «брахман» в древнейшие времена означало сразу несколько понятий: жертвенный помост, жреца, совершающего молебен, молитвенное воодушевление, экстаз. Постепенно некоторые значения отпали, и сохранились два: жрец и то Единое, с которым он соединяется в молитве). Все более акцентируется духовная сущность явлений, а не их зримые чувственные облики. Образ Агни углубляется. В новых гимнах Агни — это внутренний огонь, пламя без дыма, дающее новый смысл жизни. Но эти утонченные образы-понятия все менее и менее доступны широким кругам. Жрец становится монополистом духовного творчества, посредником между темными людьми и богом.
Когда-то поэт-священник заражал своим поэтическим восторгом перед жизнью всех и заставлял всех непосредственно ощущать ее священность и чудесность. Теперь профессионал-жрец вовсе не делает всех участниками своего «разговора с богом». Он один совершает таинственный обряд, а прочим может объявить лишь «волю богов». Сословное деление общества становится священным. Возникает предание, что брахманы созданы из головы первосущества, кшатрии (воины) — из его рук, вайшьи (крестьяне, ремесленники) — из бедер, шудры (слуги, рабы) — из ступней. Практически Индия дробится на сотни джати (каст), взаимное положение которых не совсем ясно и во многом определяется фактическим влиянием данной касты (например, племена завоевателей, вторгавшихся в Индию, приобретали статус кшатриев). Но верхний ярус в общественной иерархии закрепляется за брахманами и нижний — за неприкасаемыми, потомками нарушителей кастовых законов*.