Великие шпионы

Наконец, полное фиаско потерпели аналитики. Никто из них не сумел предсказать немецкое наступление. Полковник Диксон, начальник разведки 1-й армии, предупреждал об опасности мощного удара немцев незадолго до Рождества. Но он ошибся насчет места: немецкая система дезинформации заставила его поверить, что удар будет нанесен на Ахен, севернее Арденн. Да и насчет времени он был неправ: Диксон ожидал «контрудара» или «контрнаступления» (по его терминологии), когда американцы форсируют реку Рур или овладеют плотинами на ней. Ни Диксон, ни кто-либо другой не смогли правильно оценить силу немецкого удара. К тому же предупреждение Диксона, как и оценки других армейских разведчиков, звучало несколько размыто. У нас принято перестраховываться на всякий случай.

Правильная оценка могла бы сгладить организационные просчеты, принципиальные разногласия, личные трения и недостаток информации. Но этого не было сделано. Подполковник Шоуолтер пишет:

Немцы усилили разведывательные поиски, сообщалось о появлении артиллерии крупного калибра, близ передовой отмечались понтонные парки, появились новые дивизии, а на спокойном участке было замечено крупное скопление войск, включая танковые дивизии. Несмотря на эти тревожные признаки, разведывательные оценки не были существенно пересмотрены. Исключениями были доклады полковника Диксона и в некоторой степени полковника Коха… Разведка не оправдала доверия командования.

Ошибочные оценки разведки были обусловлены суммой всех перечисленных и других причин.

Среди офицеров армейской разведки был распространен принцип «ты мне, я тебе». Каждый уровень командования хотел показать себя в лучшем свете. Обрывки информации, часто высосанной из пальца или считавшейся вероятной, а не проверенной, попадали с нижних уровней на более высокие и, наконец, фигурировали в донесениях армейских штабов уже как факты, а не вероятности.

Разведывательные отделы армий и корпусов, получавшие сведения от радиоперехватов, английской разведки, УСС и т. д., наполняли свои сводки, направляемые низовым командирам, таким обилием информации, в основном совершенно не нужной фронтовикам, что те их и не читали. Низшим звеньям разведки было крайне трудно отсеять злаки от плевел.

Непригодность таких сводок «сверху», в которых описывалось, например, стратегическое положение на русском фронте или психологические особенности жителей Рейнланда, майор Филипсборн характеризует так:

«Может, это и преувеличение, но есть немалая доля правды в утверждении, что мы прекрасно знали все мосты, броды и бордели в соседних городах, но редко имели представление о дислокации противотанковых батарей противника».

Коул говорит об общем провале разведки, который невозможно отнести на счет одного лица или группы лиц: «Это было тяжелое поражение союзной наземной и воздушной разведки».

Одна из главных заповедей в военном деле — всячески избегать естественного стремления к переоценке или недооценке противника. Мы прискорбно недооценили способность немцев реагировать иначе, чем ответом на прямое воздействие союзных сил. Англичане и американцы искали намерения врага в зеркале и видели лишь отражение собственных намерений.

Вот что происходило с разведкой перед Арденнским сражением.

Говорят, история — что утреннее похмелье, уже ничего не вернешь. Но уроки провала разведки в Арденнах тем более важны сейчас, когда от точной информации зависит жизнь и смерть целых стран.

Из рецензии генерала С. Л. А. Маршалла на книгу «Битвы выигранные и проигранные»

Сразу после второй мировой войны я испросил разрешения провести совещание с шестью начальниками отделов моего штаба и с участием ведущих генералов генштаба во главе с Уолтером Беделлом Смитом, чтобы прояснить все остававшиеся без ответа вопросы. К моему удивлению, разрешение было дано, и совещание проходило во Франкфурте в течение двух дней.

В конце концов мы подошли к главному вопросу: почему в Арденнах мы оказались застигнуты врасплох? Все присутствующие защищали Стронга. Он не раз (особенно в неофициальных разговорах) предупреждал, что немцы в любой день могут нанести мощный удар по 8-му корпусу. Он отмечал наращивание сил противника по мере появления новых дивизий и не уставал повторять, что танковая лавина стоит в шести часах хода от наших позиций в Арденнах. Мы требовали доказательств — он давал их, и достаточно убедительные.

Тогда я сказал:

— Ладно, выходит, разведка была безупречной, значит, виноват оперативный отдел.

Поднялся генерал Гарольд Булл по прозвищу Мизинец:

— Меня с детства учили, что если тебя застали со спущенными штанами, лучше сразу признаться. Да, я виноват. Но не полностью. Я беру на себя долю вины, если вот эти двое признают свою. Мы вместе докладывали верховному главнокомандующему, что немцы не станут всерьез наступать в Арденнах.

Он указал на генерала Смита, начальника штаба Эйзенхауэра, и Джока Уайтли, англичанина, который вместе с Буллом возглавлял оперативный отдел. Оба кивнули в знак согласия.