Великие шпионы

Если смотреть на вещи так, как их видели члены Боевой организации, то работа последней шла в обычном порядке. Устраивались конспиративные квартиры, часть боевиков превратилась в извозчиков, другие изображали посыльных, уличных торговцев, разносчиков. Дело ставилось на широкую ногу — и перед расходами не останавливались. Касса Центрального комитета была полна, через нее проходили сотни тысяч рублей, а у кассиров уже существовало освященное традицией правило: для Боевой организации давать столько, сколько ее руководители просят, не задавая вопросов, на что именно деньги нужны.

После этих подготовительных шагов начались работы по наблюдению за Столыпиным. Наблюдатели прилагали все усилия, чтобы получить нужные результаты, работали с увлечением, самоотверженно, но почти без всяких результатов. Редко-редко кому удавалось издали увидеть проезжавшего министра, чаще же всего им приходилось наблюдать стайки агентов охраны, которые старательно прощупывали глазами всех, кто попадался им по дороге. Если же удавалось установить ту или иную деталь, которая, казалось, выводила наблюдение на правильный путь и создавала надежду, что скоро будет возможно приступить к более активным действиям, на горизонте неожиданно появлялись тревожные симптомы, которые не только убеждали в тщетности только что возникшей надежды преодолеть бдительность полицейской охраны, но и заставляли опасаться немедленного провала боевиков-наблюдателей. Это выступал на сцену Герасимов, союзник Азефа, до того момента спокойно выжидавший за кулисами.

Поскольку имелась возможность, Азеф справлялся своими собственными силами, идя по пути внутреннего саботажа работы боевиков-наблюдателей. Но для такого саботажа существовали известные границы: нужно было не дать возможности заметить его существование, нужно было все время поддерживать в боевиках уверенность, что организация делает все, что в ее силах, для достижения положительных результатов. А боевики, видя неудачу их работы, начинали проявлять инициативу, делали попытки вырваться из этого заколдованного круга, который их окружал, предлагали свои планы. Когда такие самостоятельные поиски боевиков становились особенно настойчивыми, Герасимов, по соглашению с Азефом, прибегал к приему «спугивания».

Для этого давали возможность пойти по какому-нибудь найденному самими боевиками новому пути. Азеф высказывал свои сомнения, но давал согласие на то, чтобы была сделана попытка. Первые шаги обнадеживали. Настроение приподнималось. И без того все время напряженные нервы у всех участников работы натягивались, как струны. И вот, когда напряжение доходило до высшей точки, Герасимов «пускал брандера»: на арго Охранного отделения «брандерами» называли особо неумелых филеров, специальной задачей которых было так вести наблюдение, чтобы их не мог не заметить наблюдаемый. «Для этой цели, — рассказывает Герасимов, — у нас имелись особые специалисты, настоящие михрютки: ходит за кем-нибудь, прямо, можно сказать, носом в зад ему упирается. Разве только совсем слепой не заметит. Уважающий себя филер на такую работу никогда не пойдет, да и нельзя его посылать: и испортится, и себя кому не надо покажет».

Конечно, появление «брандера» боевики замечали. Тотчас же об этом событии сообщали Азефу. Последний порой вначале относился к информации даже несколько недоверчиво: нет ли ошибки? не начали ли люди нервничать? Начиналась проверка сообщения, которая показывала, что ошибки нет, полицейская слежка действительно ведется, и притом в самой откровенной форме. Тогда Азеф принимал решение: ничего не поделаешь, если полиция напала на след, то надо все бросать и думать только о спасении людей. И он давал подробные инструкции относительно того, в каком порядке должны спасаться попавшие под наблюдение полиции боевики. Лошадей, экипажи, квартиры и т. п. — все это, конечно, бросали на произвол судьбы. Но боевики, следовавшие указаниям Азефа, благополучно скрывались от преследовавших их шпионов.