Великие шпионы

Такие вспугивания» практиковались относительно редко. При этом, конечно, каждый раз вносились некоторые варианты в детали. Но все било в одну точку: на каждом шагу боевики убеждались, что полиция так хорошо изучила все приемы Боевой организации, что не было никакой возможности подойти близко к Столыпину. И каждый раз, когда благополучно скрывавшиеся боевики собирались где-нибудь в Финляндии и начинали подводить итоги, они все приходили к выводу, что полиция напала на их след совершенно случайно и даже еще не успела разобрать, с кем именно она имеет дело (этим объясняли сравнительную легкость побега от филеров). Но из того, что такие случайности происходили каждый раз, как только боевики-наблюдатели подходили сравнительно близко к министру, казалось, с несомненностью следовал вывод о непроницаемости для боевиков стены полицейской охраны, которая окружала министра. А так как Азеф заранее предвидел слабые места всех задуманных предприятий и он же разрабатывал планы побегов из-под наблюдения филеров, то его авторитет еще больше возрастал, легенда о его «хладнокровии» и «предусмотрительности» получала, казалось, новое убедительное подтверждение.

И после каждой такой неудачной попытки Азеф все настойчивее внушал мысль о том, что «старыми методами» вести дальше центральный террор невозможно. «Полиция, — говорил он, — слишком хорошо изучила все наши старые приемы. И в этом нет ничего удивительного: ведь у нас все те же извозчики, торговцы и пр., которые фигурировали еще в деле Плеве. Нового ничего у нас нет — и при старой технике ничего и не придумаешь нового. Тяжело это, но надо признать…»

Так проходили недели, месяцы… Государственная дума уже давно была распущена. Вспыхнули и были подавлены восстания в Кронштадте, Свеаборге, Ревеле. По стране прокатилась волна террора и разрозненных партизанских выступлений: покушений на губернаторов, жандармов, полицейских, нападений на казенные учреждения и пр. Но настоящего массового взрыва, подобного тому, который потряс страну в 1905 году, не произошло: рабочие, движение которых было становым хребтом общей борьбы, теперь молчали, уставшие от поражений прошлых лет, истощенные безработицей и промышленным кризисом. В этих условиях правительство быстро оправилось от временных колебаний. Были введены военно-полевые суды для «скорострельных» расправ со всеми, кто причастен к различного рода вооруженным выступлениям революционеров. С каждым днем усиливалась реакция, и Столыпин, ее главный вдохновитель, уже успел стать наиболее ненавистным для страны представителем власти.

В работу Боевой организации чужеродным телом вклинилось покушение на Столыпина, организованное «максималистами». Отделившись от партии социалистов-революционеров и создав свою собственную организацию, они решили самостоятельно вести и террористическую борьбу. Ставили они ее совсем иначе, не так, как Боевая организация: они не признавали длительного наблюдения, которое лежало в основе всей работы Боевой организации, а действовали, как партизаны, короткими ударами, внезапными набегами. Именно так они организовали покушение на Столыпина: три члена их организации, вооруженные бомбами, явились в официальные часы приема на дачу Столыпина. Охрана заподозрила неладное и отказалась впустить их внутрь здания. Тогда они бросили свои бомбы в передней. Взрыв разрушил большую часть министерской дачи. Погибло несколько десятков человек: члены охраны, много посетителей, явившихся на прием к министру; в числе погибших были, конечно, и сами террористы. Тяжелые ранения получили малолетние дети министра, но сам министр почти не пострадал: разойдясь воронкой, волны взрыва только слегка затронули его кабинет.

Известие об этом покушении Азеф получил в Финляндии. Оно привело его в состояние, близкое к панике. «В августе, в день взрыва дачи Столыпина, — пишет в своих воспоминаниях Валентина Попова, член Боевой организации, тогда работавшая в финляндской лаборатории, — неожиданно к вечеру к нам приехал Иван Николаевич (Азеф). Он был очень взволнован — таким я его еще не видела. Не только взволнован, но подавлен и растерян. Сидел молча, нервно перелистывая железнодорожный указатель. Хотел ночевать, но потом раздумал и ушел на станцию».

Причины его волнения теперь ясны: Азеф опасался, что Столыпин и Герасимов сочтут состоявшееся покушение делом Боевой организации, за которую он только недавно поручился своей головой, и понимал, что в этом случае ему не так легко удалось бы оправдаться, как это было в случае с Дубасовым. С другой стороны, имелась опасность, что, не зная истинных организаторов покушения, Охранное отделение начнет арестовывать находящихся у нее на учете членов Боевой организации и тем самым провалит Азефа в глазах революционеров. Именно поэтому Азеф спешил в Петербург для объяснения с Герасимовым.