Великие Цезари

Давайте в этом разберемся. Разумеется, аналоги-то были – греческая полисная демократия либо ранняя римская республика, но они были, так сказать, мифом, легендой. Тот же Катон или его последователь Брут, исповедовавшие республиканские добродетели, давно уже в общественной жизни тогдашнего Рима сохранились чудом, были экзотикой, и если имели влияние, то в большой мере благодаря ореолу своих предков, бросавших на них делегированный из прошлого свет честности, неподкупности и справедливости. Нравы были таковы, что тот же Брут промышлял ростовщичеством, причем под немалые проценты, стало быть, был безжалостным кредитором, а Катон не считал для себя зазорным избивать рабов и жить плодами их трудов.

И конечно, возродить в тогдашнем нравственно-психологическом климате реликтовую древнюю республику, о которой они мечтали, было невозможно. Обладавший более широким кругозором Цезарь это прекрасно понимал, но он мог выбрать другой путь. Мог бы насадить на правах диктатора более суровые законы, каравшие бы за малейшие преступления в первую очередь в системе выборов (проблема, кстати, и сегодняшнего дня). В этом случае, оставаясь гарантом, контролером и одновременно судьей, смог бы достичь пусть и несовершенного, но все же более или менее нормального функционирования общественных институтов республики.

Но ему претило хоть какое-либо соревновательное начало в политической жизни. Он не для того пролил реки крови и встал на первое место, чтобы хоть в малейшей степени подвергать с таким трудом завоеванную власть пусть поверхностному и сомнительному – но риску – на выборах. Он сделал ставку на единоличное правление и не собирался поступаться идеей военной монархии.

Империя, им зарожденная, стала стабильным и процветающим государством не столько вследствие реформирования власти, сколько за счет новых завоеваний. Причем свойственный римлянам захватнический инстинкт стал после него еще более сильным и амбициозным, приоритет силы над правом еще более агрессивным и аксиоматичным. Расширение империи хоть и укрепляло ее военное могущество, но в то же время элита, получая беспредельные блага и роскошь, без меры пользовалась изнеженными удовольствиями жизни, что вело к моральному вырождению римского общества.

Не случайно великая империя с внешней мощной и прекрасно вооруженной армией и отлаженным государственным механизмом рухнула в конце концов в одночасье от орды варваров, потому что была смертельно больной и прогнившей изнутри до полного разложения. Она оказалась несостоятельной перед лицом более молодых, по терминологии Льва Гумилева, пассионарных племен и народов.

Есть в этом «заслуги» Цезаря? Несомненно, хоть на них надо смотреть в контексте исторической закономерности, и мы об этом уже говорили. Хоть Цезарь и не ставил изначально римское государство на гибельный путь постоянных войн, материального обогащения и паразитирования, но он эти тенденции усилил, снабдив своих преемников инструментом абсолютной власти. Этим же инструментом подавлялось любое социальное инакомыслие. Малейшие попытки изменить общественный уклад в сторону демократизации карались жестоко и недвусмысленно давали понять всем оппозиционерам, что даже умозрительные на этот счет теории и фантазии наказуемы. Примеров можно привести много.

Таким образом, общество, лишенное даже помыслов об ином устройстве государства со справедливыми законами и относительном равноправии сословий и отдельных граждан, точнее подданных, неизбежно деградировало и в духовном плане. Религиозные культы, ставшие идеологическими подпорками государства, перестали быть духовной пищей и источником веры народа, деградировали или перерождались в секты. Не случайно уже в первом веке нашей эры люди в поисках духовной чистоты и незапятнанной истины обратились к пришедшему с Востока христианству, которое, несмотря на гонения, обрело в Риме твердую и плодородную почву.

Итак, мы видим, что семена, посеянные Цезарем, дали не только добрые всходы процветания, но и оказались перемешанными с сорняками насилия, разложения, упадка и гибели великой Римской империи. Еще раз оговоримся, что в целом это не только его след, но и подтверждение закономерности исторических процессов. А мы знаем из теорий Полибия и Шпенглера, что все цивилизации подвержены тем же метаморфозам, что и живой биологический организм: рождение, детство, юность, зрелость, старость и смерть.

Нам остается лишь гадать, было бы крепче и более долголетним римское государство, останься оно республиканским. Возможно, оно захирело бы еще раньше императорского Рима, но не будем предаваться историческим гипотезам.