Великие женщины Киевской Руси. Книги 1-5

Хитрость Путяты была разгадана язычниками с опозданием. Они подняли тревогу, но Путята с воинами уже укрепились на занятых подворьях и приготовились к бою. Однако на пятьсот воинов Путяты собралось до пяти тысяч язычников. С рассветом началась жестокая сеча. На помощь Путяте неожиданно пришли новгородские христиане, да мало их, сердешных, было, не больше сотни. Идоляне загнали их в церковь и замкнули, сами бросились грабить дома христиан. Когда же христианам удалось выбраться из храма, то идоляне и его растащили по бревну.

Тем временем Добрыня уже переправился через Волхов с подошедшими на помощь ростовчанами. Лишь только рассвет вступил в силу, его воины ворвались в центр города. Добрыня с обнаженным мечом ринулся в самую гущу язычников. Рядом с ним бились юные богатыри Алеша Попович и удалой Рогдай. Язычники дрогнули и стали разбегаться, прятаться, кто где мог.

Сеча прекратилась.

Добрыня и Путята встретились. Они уже знали, что их дома разорены, а близкие убиты. Но они отправились по своим гнездовьям и увидели на месте домов развалины. Казалось, над ними свирепствовали злые духи, но не россияне, с которыми Добрыня и Путята в оное время и с врагами бились, и пировали. Никто не вышел навстречу воеводам, не подал голоса. Тела убитых были где-то схоронены или брошены в колодцы. Месть и ненависть, чего раньше Добрыня никогда не знал, вспыхнули в его могучей груди. Он с гневом крикнул:

- Пусть дрожат идоляне! Я предам их город огню, сровняю с землей!

Иван Путята, верный друг Добрыни, положил руку на плечо богатыря, прижался к нему и молвил:

- Не расточай гнев, братеюшка. Всевышний накажет злодеев и вразумит. Будем страдать за близких, за упокой их душ.

- Но как же можно россиянину так злобиться на россиянина?!

- Худо, да что возьмешь с идолян! Но мы, воины-христиане, не будем зверьем беспамятным. Сей город нам родной и памятен многим. Давай же помолимся в душе Всевышнему, чтобы он спас нас от озлобления.

Добрыня, ещё не укрепившийся в христианской вере, ещё одержимый обычаями кровной мести, не нашелся, что ответить Путяте. Отрицать его миролюбие он не смел, потому как понял, что нарушение Христовых заповедей есть неверие в Бога, отступничество от его учения о милосердии. Воевода не побуждал себя к порокам и смирился, зажал горе в крепкий кулак.

И случилось так, что миролюбие Путяты и Добрыни обернулось для них благом. Оно не избавляло их от личного горя - утраты близких, но несло успех начатому Владимиром божескому делу во благо всей Руси.

Ещё не высохла роса на траве у городских заборов, а на порушенное подворье Добрыни пришли знатные бояре города, торговые люди, известные многим на Руси. Они явились просить у воевод мира. Боярин Игнатий Лощинский поклонился Добрыне и молвил от имени горожан:

- Прости, храбрый воевода Добрыня Никитич, и ты, быстрый Иван Путята, прости, что урон вашим родам и имуществу нанесли. Накажите нас за неразумные действа. Мы же вам всё поднимем из праха и в жёны отдадим тех девиц, на кого укажете. Даруй нам мир, знатный воевода Никитич, не держи за пазухой камень. И ты, Иван Путята, прояви милость.

Боярин Лощинский опустился на колени, за ним все послы сделали это и опустили головы.

У Добрыни защемило сердце от искреннего покаяния новгородцев, и тут же его озарило: вина в его беде лежала не на них, а на киевской ведьме Марине Игнатьевне, которая брала след Добрыни на его погибель да наслала на семеюшку Пелагею, на малых детушек. Добрыня коротко, с придыханием ответил Лощинскому:

- Мир тебе, Игнатий, и всему люду новгородскому мир. Да хранит вас Господь Бог.

На этот раз Путята оказался трезвее Добрыни разумом и, когда послы поклонились ему, произнес весомо, грозя пальцем:

- Мы прощаем вас, отцы города, и неразумных чад ваших тоже, но ждем работных людей на подворья, ждем от вас прыти, чтобы гнездовья наши подняли. Но сие не главное. - Иван поднял палец к небу:

- Идите сей же миг на Словенский холм и именем Добрыни Никитича, дяди вашего князя Владимира, который правил вами славно, сокрушите своих идолов и сбросьте их в Волхов.

- Исполним, но без вашей помощи с Богомилом не сладим, - ответил Игнатий Лощинский. - Опора у него крепкая, сам верховный жрец Драгомил на подворье сидит, питает желчью Богомила.

- Драгомил и вовсе новгородцам не нужен. Мы его в Киев увезем. Идите же с Богом исполнять волю великого князя. Народ соберется, и мы к вам придем, - пообещал Путята.

Послы покинули разоренное подворье Добрыни. У Игнатия нашелся скорый на действо помощник - посадник по кличке Воробей, сын Стоянов, выраставший в прежние годы во Владимировой дружине. Игнатий обязал его:

- Ты красноречив и потому поспеши на торг, что за Волховом. Позови народ на вече да растолкуй, что и зачем.

Воробей, молодой мужик, косая сажень в плечах, умел увещевать людей, за что и прозвали Воробьем. Примчал он на Торговую сторону по восстановленному на скорую руку мосту, на чей-то возок поскоком взлетел и пошел частить: