Да, эта девочка была очень удобна художнику: ласковая, податливая, женственная, спокойная. Она интересовалась лишь спортом, и ничем более. Такая ограниченность явно была на руку любвеобильному Пикассо. Он просто питался ею, как пьют воду из внезапно обнаруженного прохладного источника. «В поэтическом смысле она озаряла его жизнь, не соприкасаясь с нею, но в практическом, едва его сны начинало тревожить ее отсутствие — становилась досягаемой», — пишет о ней благосклонная и незлобивая Франсуаза Жило. Но если ей было так же удобно с ним, то зачем было давать жизнь общему ребенку? Ее интеллектуальная ограниченность не позволяла мысли о временности таких отношений. Она как-то не замечала того, что секс — этот важный деликатес в меню мужчин — почти никогда не занимал в их жизни главенствующего места. Ее не настораживало то, что художник никогда не появлялся с нею среди друзей, словно стыдясь ее неисправимой неотесанности. Она не подозревала, что ей следует хоть немного заняться собой, собственным преобразованием и развитием! Если бы это произошло и ей удалось бы перейти на новый уровень отношений с избранником (или с мужчинами вообще), она никогда бы не потерялась в этой жизни, окончившейся петлей на шее. Правда, сделала она это в 68 лет, но вряд ли жизнь подарила ей хоть несколько крупиц счастья. Можно было бы заявить, будто это счастье украл посланник дьявола Пабло Пикассо. Но на самом деле виновата она сама, — отсутствие решений и действий тоже рассматривается как выбор. Сознательный или неосознанный — не важно. А ведь Мария-Тереза Вальтер определенно могла претендовать на большее — хотя бы благодаря своей внешности. Ее привлекательность откровенно признавала Франсуаза Жило: «Внешне я нашла Марию-Терезу очаровательной. Поняла, что это определенно та женщина, которая пластически вдохновляла Пабло больше, чем любая другая». Просто она себя недооценивала, попросту говоря, не любила достаточно. И не занималась собой, своей личностью.
Очень полезно сфокусировать внимание на жертвенности Марии-Терезы Вальтер. В обширной галерее Пабло Пикассо она занимала особое место — она была совсем необразованной и действительно влюбленной в мастера абсолютно самоотреченно. Изумляющая преданность и монашеская покорность этой женщины сжигали ее изнутри, изредка прошибая душу даже такого невыносимого вампира, каким был Пикассо. Биографы утверждают, что Мария-Тереза была единственной в огромном гареме живописца, кого он в порыве нежности назвал лучшей из женщин. Зная о комплексах и фобиях своего возлюбленного, эта тихая, робкая женщина нарекла родившуюся от него дочь именем
Кончиты — умершей в раннем детстве сестры художника. Как известно, это первое столкновение впечатлительного Пикассо со смертью не давало ему покоя в течение всей его необычайно долгой жизни. И таким символическим актом влюбленная продемонстрировала, что готова отдать ему все без остатка, даже полностью обнажившуюся душу.
Ее слепое идолопоклонничество можно было бы списать на юный возраст. Она полностью подчинила свою судьбу воле живописца, безропотно позволила ему стать автором картины, на которой он неумолимой рукой вывел ее линию жизни до логического обрыва, — тот, кто перестает быть хозяином самого себя, рано или поздно плохо заканчивает. Непреклонный Пикассо предал ее символическому огню, как и всех своих избранниц; темный художник питался образами женщин и, насытившись одной, обращал свой взор к другой. Но даже после этого Мария-Тереза забрасывала своего повелителя страстными письмами, была согласна хоть бы наблюдать за его дальнейшими любовными связями и видеться с ним лишь раз в неделю, когда он приходил навестить дочь. Бедная женщина, мечтавшая о маленьком счастье, желавшая оседлать луч исходящего от художника таинственного света, была ослеплена и обожжена им. Выдержать черную магию Пикассо оказалось ей не под силу, — она повесилась через четыре года после смерти живописца. Желание воссоединиться с ним победило инстинкт жизни.
Тем временем неумолимый фавн шел дальше, — благо, число жаждущих его ласк не уменьшалось. На очереди была Дора Маар — одаренная интеллектуалка, обладающая бесспорным художественным вкусом. Ей приписывали недюжинный талант фотографа и весьма легковесные взгляды. Вне всякого сомнения, эксцентричность в ней порой, как говорится, зашкаливала. Но она была первой из женщин Пабло Пикассо, кто заявил ему о его гениальности и бессмертии. Это был сильнейший козырь, независимо от того, как реально относилась она к его творчеству.