Надо сказать, что до встречи с Германом Кармалита прожила уже большой кусок жизни, наполненный разными событиями. И строить отношения с этим очень интересным, необычным, но явно непростым человеком надо было начинать не с чистого листа. Во-первых, она уже побывала замужем и развелась. На мой вопрос — почему? — ответила: «Потому, что поняла, что не люблю мужа. Просто приняла за любовь что-то совсем другое. Квартира у метро “Аэропорт”, подаренная родителями. Завтрак и ужин. Ежевечерний телевизор. Разговоры, которые больше не занимают ум. Изо дня в день. И однажды проснулась и сказала себе: я больше не хочу так жить!» Оставшись одна, она мгновенно влюбилась (или опять показалось?) — и снова в физика. Но у физика была семья, и через какое-то время стало понятно, что и он — не герой ее романа. Пока физик пытался сделать выбор между ней и женой, Кармалита с головой ушла в работу. Ведь к этому времени она окончила филфак университета и училась в аспирантуре у Леонида Копелева. Светлану окружали интересные талантливые личности, художники, поэты, физики и лирики… Так что случившаяся поездка в Коктебель являлась продолжением московской творческой тусовки. Но с нагрузкой в виде сестры Алены. Нет, сестры очень хорошо относились друг к другу, просто Алена в это время была влюблена, и эта поездка к морю, придуманная мамой, дабы дочка не выскочила замуж в ущерб учебе, ей совершенно не нравилась. Она еще не знала, что в скором времени все же выйдет за этого умного и прекрасного инодонезийца замуж и проживет с ним всю жизнь, поэтому не хотела его покидать, терзалась страхами и сомнениями. Но ослушаться маму и не поехать не могла. В снятом на берегу моря домике она тосковала в разлуке, лежала на одной из двух кроватей и смотрела в потолок. На другой же кровати каждый вечер собиралась высокохудожественная компания, и разговоры там умолкали лишь за полночь. Друзья сестры, с жаром обсуждающие все происходящее в мире, сильно мешали Алене страдать. А вот Алексей Герман легко вписался в коллектив.
Этот обаятельный амбал, привыкший, что весь бабий род на него реагирует, надо сказать, в самом деле произвел на меня впечатление. Но и я произвела впечатление на него. Мы отправились к роднику, чтобы попить наконец. Но не дошли, потому что по дороге встретили бочку с пивом — такие стояли тогда в курортных городах — на колесах. И я выпила пять кружек пива подряд. Это было сильно! Потом он мне рассказал, что у него на мое место была еще одна кандидатка — татарочка из Казани. Но после увиденного курортный роман с ней стал представляться пресным и совершенно банальным. Но было еще одно но — у Леши имелась жена. Манекенщица. И хотя он клялся, что они давно не вместе, что он собирался вернуться из Коктебеля и сказать ей, что они окончательно расходятся, меня это смущало. Но… роман уже вспыхнул и стал стремительно набирать обороты. Там, в Коктебеле, мы получили письмо на бланке Ленфильма, где сообщалось, что фильм «Трудно быть богом», над которым Леша собирался начать работать по приезде в Москву, закрыт. «Руководство студии не поддержало рекомендацию худсовета объединения, указав на слабость драматургического решения сценария ТББ… Миссия посланца Земли на другой планете представляется в конечном счете весьма неясной. Многие его действия лишены логики…» Вот в такой примерно формулировке. Общие переживания подогревали любовь.
Август заканчивался. А вместе с ним летний отпуск. В Москве ждали дела. Я ведь не только распространяла запрещенную литературу, но и работала — преподавала немецкий язык в техническом вузе. Поэтому первого сентября мне надо было приступать к службе. Я уехала. Леша остался. Но проработала я недолго. Поскольку все наши разговоры тогда вертелись вокруг событий в Чехословакии, я не могла об этом молчать. На одном же из первых уроков я заявила: вот в немецком языке есть только три страны женского рода, и одна из них — Чехословакия. Хотите поговорим о ней? Меня уволили через десять дней, и в этом не было ничего удивительного. Между началом и концом работы я сделала еще одну глупость: позвонила Леше в Коктебель и сказала, что мы должны расстаться. Не хочу ничего менять! Он сказал, что тоже уезжает сегодня — и положил трубку. Утром я встречала его на Ленинградском вокзале. Леши не было. Тогда я поняла, что он уехал в Ленинград, позвонила ему. «Чтобы я тебя больше никогда не видел и не слышал!» — заявил мне этот бездушный человек. Несколько дней я просидела у телефона, гипнотизируя аппарат взглядом. Наконец он зазвонил. «Я еду к тебе, — сказал Леша. — Приеду вечером. Чтобы ЭТОГО в доме уже не было». Он приехал вечером. Навсегда.