Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

Павильон — младший брат тех, что уже стоят на границе Аничкова дворца, и того, что построен у гранитной пристани Елагина острова. То же трехчастное членение. Центр с полуротондой. Только здесь она обращена в сторону сада, а сам зал, лишенный стен, открыт всем ветрам. По бокам — небольшие кабинеты. Сохранилось описание их первоначального убранства. В одном «по потолку расписаны лимонного цвета фигуры и арабески. Арки над дверью, окнами и зеркалами расписаны под лепную работу… Стены выкрашены желтой краской… Мебель красного дерева… обивка голубого ситца с желтыми цветами». В другом кабинете — стены зеленые, «потолок расписан зеленого цвета фигурами и арабесками, мебель красного дерева покрыта зеленым с желтыми цветами ситцем».

Строгость дорических колонн, портики по сторонам кабинетов, большие венецианские окна — все наделяет небольшое здание величавой значительностью. Ясность композиции, удачно найденные пропорции, четкость в проработке деталей позволяют любоваться павильоном как издали, так и вблизи. Это особенность таланта Росси: придавать даже малому строению монументальное звучание…

Завершая ансамбль Марсова поля, художник наносит последний штрих: на широкой гранитной пристани Летнего сада на Лебяжьей канавке ставит большие античные курильницы. Их специально отлили из чугуна по рисунку зодчего.

Итак, к осени 1825 года окончательно устроены пять столичных площадей: Манежная, Михайловская, Марсово поле, Суворовская и — на Васильевском острове — Румянцевская. Полным ходом уже идет строительство на Дворцовой площали. Ждут своей очереди Аничкова площадь (Александринская) и Чернышева (Ломоносова). Впереди создание Сенатской площади и Исаакиевской. Рождается тот строгий стройный Петербург, который теперь мы справедливо называем «пушкинским». Здесь все дышит памятью о нем, все связано с его жизнью, запечатлено в его стихах. Летний сад и Михайловский дворец, Марсово поле и Дворцовая площадь, памятник Петру I на Сенатской и Александринский театр. Здесъ он гулял, встречался с друзьями, работал в архивах. Это был его город, его дом.

Но еще в начале XX столетия, когда появилась первая статья о творчестве Карла Росси, этот период в жизни Петербурга называли эпохой Александра. И было тому немало оснований. Именно он задумал придать столице торжественный, имперский вид. Новые петербургские улицы и площади должны были стать частью общего грандиозного плана устроения Российского государства. Замысел Росси — украсить город ожерельем площадей — совпал с желанием государя. Хотя Александр архитектора не жаловал, но признавал талант его достойным великой императорской цели. Однако довести преобразование государства до конца Александр не захотел, а увидеть Петербург перестроенным — не успел.

Днем 27 ноября фельдъегерь доставил в столицу известие о смерти императора в далеком захолустном Таганроге. Восемь дней понадобилось гонцу, чтобы преодолеть 2000 верст.

Смерть правителя всегда порождает многообразие чувств и устремлений: у одних — страх перед грядущими переменами, у других — надежду на возможные новации. Одни строят планы, как быстрее оказаться на виду. Другие боятся проявить излишнюю поспешность в решениях и поступках. На сей раз все усугублялось тяжкой атмосферой нервозности, нависшей над Петербургом.

Константин Павлович принимать корону не желает. Боится, что тогда «удушат его, как отца удушили». Николай Павлович мечтает о троне давно, но заставляет его присягнуть Константину генерал-губернатор Петербурга граф Милорадович, в чьих руках реальная власть в столице. Мечтает в тиши о троне и Мария Федоровна. Это ее последняя возможность. Много позже об этом расскажет в своих воспоминаниях принц Евгений Вюртембергский, двоюродный племянник императрицы-матери. Совещаются генералы и высшие сановники. Все неясно, все непонятно. Игра с короной продолжается. Безвременье и смутность…

Для Росси предпочтительнее Николай Павлович. С Константином архитектор не встречался, ничего для него не строил. Для Николая переделывал Аничков дворец и потрафил ему тогда. Довольный новый хозяин дворца милостиво несколько раз повторил: «Мы инженеры…» Впрочем, раздумывать о будущей судьбе недосуг. Карлу Росси поручено неотложное и важное дело: подготовить к церемонии похорон проекты катафалка, «печальной колесницы», траурного убранства Белого зала в Зимнем дворце, помещений в Казанском и Петропавловском соборах. Такая работа отвлекает от событий сегодняшнего дня и рождает другие раздумья: неважно, каким он был, покойный Александр, — хорошим или плохим, важно, что он был его сверстником…

Наконец 12 декабря в Петербурге становится известно: переприсяга Николаю Павловичу назначена на 14-е. В субботу будущий российский император пишет начальнику Главного штаба И. Дибичу: «Послезавтра, поутру, я или государь, или — без дыхания…»