Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

Пока ломают стены между старыми кабинетами и готовят помещение для будущей галереи, архитектор рисует чертежи и планы переделок в прилегающих помещениях. Все время Карл Росси живет в каком-то невероятном темпе: надо внимательно наблюдать за строительством зданий Главного штаба и Министерства иностранных дел; надо следить за работами в галерее: надо готовить рисунки переделок в других помещениях; надо перестраивать по велению императора Грот, что в Летнем саду, в Кофейный домик; надо продумать траурное убранство к похоронам Елизаветы Алексеевны… Нельзя отказать министру двора князю П. Волконскому, который просил сделать проект библиотеки для его имения в Суханове под Москвой. Надо… Надо… Надо… И всё следует исполнить в срок, надежно и… не слишком дорого. Вот почему для каждого строения зодчий составляет точные сметы, а потом сам заключает подряды, проверяет подаваемые счета и ведет строгий учет. Честность его, наверное, скоро войдет в поговорку. Он единственный, кому государственные казначеи выдают без всякого страха любые суммы. Знают, что если даже рубль останется, то и его Росси сдаст обратно. Ему доверяют, и никому в голову не придет наслать дотошную ревизию, как поступили, например, с Огюстом Монферраном. Впрочем, такая метода расчета, такой напряженный темп доставляют зодчему особое удовлетворение. Темп будоражит, подгоняет, рождает неповторимое чувство творческого нетерпения, которое сулит обычно удачу…

11 июня император утверждает проект перестройки зала перед галереей. Ровно через месяц он подпишет жестокий приговор декабристам…

За неделю до страшного события, когда вся Россия «исполнилась ужаса и печали», зодчий, как обычно, подаст бумагу о получении потребных средств:

«В Кабинет Его Императорского Величества.

Вследствие высочайшего повеления, объявленного мне г. действительным тайным советником, князем Голицыным, в отношении от 12 минувшего июня, что отчисленные в распоряжение мое из сумм Гоф-интендантской конторы на устройство Военной галереи в Зимнем дворце 100 тысяч рублей и на перестройку в Летнем саду Грота в Кофейный домик 23 671 рубль 80 коп., итого 123 671 рубль 80 коп., отпущены будут под расписку казначея для производства денежных выдач по моим назначениям. О чем имею честь довести до сведения… прося покорнейше, дабы по приеме помянутой суммы, дозволено было хранить оную в кладовой Кабинета. Июля 6 дня 1826, Архитектор, коллежский советник К. Росси».

Деньги выданы на устройство Военной галереи. Императору нужен сейчас сам факт ее открытия. Для Николая это акт государственного значения, и он торопит зодчего. А что касается перестройки залов вокруг, то с этим можно — пока — подождать…

Наконец 25 декабря, в четырнадцатую годовщину изгнания французов из России, галерея объявлена открытой. На стенах всего 236 (только многие годы спустя их станет 332) портретов. Остальные рамы пока затянуты зеленым репсом, и лишь таблички оповещают, чьи изображения будут здесь помещены. Портрет Александра во весь рост заменят позже другим — конным. Но все эти «неисправности» не могут омрачить радостного настроения государя. Цель достигнута: прославлено величие императорской власти, подчеркнуты «верность и доверенность» армии к царю. Историк отмечает, что живописец Доу был в свите императора на этом торжестве и чувствовал себя «героем дня». Наверняка присутствовал и Карл Росси. Но, судя по воспоминаниям современников, весь запас государевых любезностей и поздравлений излился только на живописца.

Возможно, это и огорчило зодчего. Но хочется думать, что создавал он галерею не только по наказу царя, но и по велению своего сердца. Во втором ряду между изображением Веллингтона и выходом из галереи был помещен портрет друга его юности — бесстрашного и порывистого Александра Ивановича Кутайсова. Росси должен был знать рассказы о безрассудной смелости молодого генерала в Бородинском сражении. Назначенный начальником русской артиллерии, он отдал перед боем приказ: «Подтвердить от меня во всех ротах, чтобы они с позиций не снимались, пока неприятель не сядет верхом на пушки…» А сам, не прислушавшись к замечаниям Кутузова, поскакал на левый фланг, прослышав, что князь Багратион тяжко ранен. Там в схватке и погиб. И во имя его памяти трудился здесь Карл Росси…