Великие зодчие Санкт-Петербурга. Трезини. Растрелли. Росси

Сенат заседает в новопостроенном Зимнем дворце. И решающий голос у светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова, «патрона и благодетеля» архитектора. Поэтому уже через пять дней следует решение: «По указу Ея Императорского Величества Правительствующий Сенат приказали по доношению и мнению Канцелярии от строений жалованья с прежним их оклады давать в год, а именно архитектам Андрею Трезину, Гайтану Киавери по тысяче по пяти сот рублев…»

Наконец-то долгожданная и столь надобная прибавка. Чтобы получить ее, понадобилась смерть человека, которому служил не за страх, а за совесть двадцать с лишним лет.

Говорят, что беда никогда не приходит одна. Но порой такое случается и с радостью. Прошло три месяца, и вдруг новая милость императрицы (а может, Александра Даниловича Меншикова): зодчему присвоено высокое воинское звание. Точно стремятся умилостивить перед новым заказом. Правда, канцелярские служители не любят утруждать себя спешкой. О решении государыни его извещают только 28 февраля 1726 года: «Генваря 1 дня пожаловала архитекта цивилии и милитарии Андрея Трезина за его труд и прилежность в полковники фортификации в ранге инженер-полковника…» По табели о рангах, установленной Петром, это соответствовало VI классу и давало право на титул «ваше высокоблагородие» и российское потомственное дворянство.

Теперь наконец-то Трезини получает мундир. Красный кафтан без лацканов, с красным воротником и такого же цвета высокими обшлагами. Красные штаны. Черная пуховая шляпа с золотым галуном. Белые шелковые чулки и черные тупоносые башмаки. Или высокие сапоги с раструбами и шпорами. И обязательно шпага. Трезини горд. Мундир — желанное для многих свидетельство принадлежности к правящему классу. Признание заслуг, которого с надеждой ожидал долгие годы. Великая радость, но все окрашено горечью тайного разочарования. Трезини имеет полное право сказать о себе слова, которые через сорок лет запишет другой итальянский зодчий — Ф. Б. Растрелли, проработавший в России всю жизнь: «Архитектор на службе не имеет ничего, кроме своего жалованья, без какого-либо другого вознаграждения, всегда допустимого в других странах; но пуще того, архитектора здесь ценят только тогда, когда в нем нуждаются».

Через год — новая милость. Марта в 21-й день 1727-го повелено «полковнику фортификации и архитекту господину Трезину жалованья с прежним его окладом по 1700 рублев на год». Указ подписан императрицей. Но скорее всего, это всесильный Александр Данилович Меншиков оплачивает за счет государственной казны работу зодчего в своем дворце. А государыня не может ни в чем отказать старому и верному любимцу.

Екатерина скончалась 6 мая 1727 года в девятом часу пополудни. Правителем России на следующий день стал двенадцатилетний Петр II. А еще через две недели властолюбивый Александр Меншиков перевез юного императора к себе во дворец на Васильевский остров.

В честь такого события остров тут же переименован в Преображенский. А еще через несколько дней решено возвести новый императорский дом вдоль берега Невы между зданиями Двенадцати коллегий и дворцом светлейшего князя.

Строение поручили все тому же Доминико Трезини.

Осиротел старый Зимний дворец. А дом как живое существо: отняли у него хозяина — и слабеет сопротивляемость невзгодам, начинает быстро дряхлеть и ветшать. Но заботливого хозяина со смертью Петра потеряла вся «недостроенная храмина», как назвал тогда Меншиков всю Россию.

В начале января 1728 года юный император вместе с приближенными и государственными учреждениями выехал в Москву, чтобы больше никогда не возвратиться в Петербург. Тяжко и неуютно стало жить в новой столице. Царили неустроенность и безлюдье. Не было слышно грохота карет на мостовых. Улицы поросли травой. Затихли шумные стройки. И чудилось, что погрузился город в тяжкий беспробудный сон. Летними ночами хозяйничали в нем одичавшие собаки, а зимними — оголодавшие волки. Сенат вынужден приказать новому петербургскому генерал-губернатору Б.-Х. Миниху «иметь смотрение, дабы как на Васильевском, так и на протчих островах до раззорения домов и растаскивать строения не допускать». Точно сбывалось страшное пророчество: «Петербургу быть пусту!» Но все же пророчество не сбылось. Искусством других зодчих — Растрелли, Ринальди, Кваренги, Росси — Санкт-Петербург превратился в «полночных стран красу и диво».

А Зимний дворец, творение Трезини, не дожил в целости до наших дней. Сначала Анна Иоанновна поселила в нем своих служителей, итальянских певцов, часовщика. Затем Елизавета Петровна отдала отцовский дом лейб-компанцам. Так стали называть гренадерскую роту Преображенского полка. Ту самую, что в ночь с 24 на 25 ноября 1741 года посадила на российский трон дочь Петра. Со смертью Елизаветы следующий правитель распустил лейб-компанию. Во дворце вновь поселились музыканты и служители.

И вот, в начале 80-х годов Джакомо Кваренги возводит прямо на одряхлевшем дворце великолепный театр. Следы деятельности Доминико Трезини основательно укрыты от потомков.