Великий алкоголик

До встречи с ней, ему казалось, что он многого достиг в этой жизни. Прежде всего того, что благодаря ему виолончель смогла стать по настоящему сольным инструментом. Он получал премии, его игрой восторгались композиторы, которых он считал гениями, специально для него писались новые музыкальные произведения. Но встреча с ней убедила его в том, что без неё он был, есть и будет никто. Потом, размышляя о том, почему всё-таки она дала согласие на этот брак, он поймёт истинную причину её поступка. Её сразило его отчаяние. Она призналась ему, что поверила его словам о том, что он умрёт без неё.

Женитьба на ней – это было самое главное, что он смог сделать в своей жизни. Он до сих пор гордился тем, что ему удалось завоевать эту женщину. Неважно как. Факт остаётся фактом – она всё-таки стала его женой. С того момента, когда она оказалась рядом с ним, его натура приобрела ту цельность, которой ей не доставало всю жизнь. И всё-таки, в глубине души, он искренне надеялся на то, что она его полюбила. Такого, какой он есть. А ещё он был убеждён в том, что она из тех женщин, которые не дают поцелуя без любви.

Да, он не красавец, но разве любят за красоту? Любят просто так. Как его и полюбила она. Да и он то, только в начале их отношений, влюбился в красоту. Восхищение красотой осталось, но у любви же есть ещё столько других составляющих. И то, что эта любовь живёт все эти годы, лишь лишний раз доказывает, что она – явление иррациональное. Доводами рассудка её не понять. В его жизни было много таких моментов, когда он неистово благодарил Бога за то, что тот даровал ему такое чудо. Чудо, оказавшееся рядом с ним и в корне изменившее его жизнь.

      Они были идеальной парой. Она его называла Буратино. Из-за длинного носа. Из- за его излишней доверчивости. Из-за своей непоколебимой уверенности в том, что его всегда обманут. Отберут всё, что у него есть. До последней копейки. И оставят одураченным «на поле дураков».

Он называл её жабой. Той самой жабой, которая поймала стрелу Иван-царевича и обернулась прекрасной царевной. Он всю жизнь не переставал удивляться тому, как всё- таки они смогли обрести друг друга в этом, полном коварства, мире. Они ведь даже были из разных сказок. Его сказка была сочинена писателем, а её сказка -народной. Даже невозможно себе представить, как трудно героям разных сказок встретиться друг с другом, полюбить друг друга и жить долго и счастливо. Но факт остаётся фактом. Несбыточное стало реальностью в их жизни.

На сцене она сыграла много разных и сложных ролей. Сегодня, спустя много лет, он прекрасно осознавал, что ни одна видеозапись не в состоянии передать того впечатления, которое оставляло её пение вживую. Оно завораживало. Она, как бы, плела своим голосом некое кружево магической силы, делающее слушателя её пленником. В её голосе была та притягательная сила, то волшебное «иди сюда» без которых нет и не может быть великой певицы.

Она была любимицей кинематографа. Сыграла там немало ролей, порой, даже не обращаясь к своему певческому дару. Все эти роли объединяло одно – её предельная искренность. Была всё же в этой женщине какая-то непостижимая тайна, которая помогала ей, удивительным образом, воздействовать на всех людей, с которыми она встречалась. Входила ли она в роскошный парижский дом моделей, шла ли она просто по улице или оказывалась на каком-то торжественном приёме – её всегда сопровождал какой-то шлейф высочайшего женского достоинства. Желание восхищаться ею и починяться ей. Сегодняшний день, проведённый в Петергофе, ещё раз подтвердил это.

Он прекрасно знал, что характер его таков, что он мог быстро загореться какой-то идеей и так же быстро остыть к ней, столкнувшись с трудностями в процессе её реализации. Жена же, наметив себе цель, могла месяцами и годами идти к её достижению. Когда он уехал на гастроли из Петербурга на полгода, то вернувшись, не узнал этой коммунальной квартиры. Работы по восстановлению, практически, завершились. Это его безумно обрадовало.

Вечером они с женой вспоминали как в 70 годы записывали на парижском радио «Песни и пляски смерти» Мусоргского. Она пела, а он, смирив свою гордость, просто аккомпанировал ей. Но спокойный разговор прервала язвительная реплика жены.

– А ты помнишь, как ты судился из-за этого фильма «Борис Годунов»? Это тебе надо было? Одна формулировка в обращении в суд чего стоила – «за оскорбление русской души».

– А что, я был абсолютно прав. Хоть я и проиграл процесс, но в титры вписали, что я не несу ответственность за искажения, внесённые режиссёром.

– Ты, как всегда, всё сделал не так. Твоё дело-музыка. Ты её записал, отдал, дальше не твоё дело. Как только Анджей Вайда отказался быть режиссёром фильма, тебе надо было умыть руки и уйти. Не умеешь ты вовремя остановиться. А ведь я тебя предупреждала.

Тогда он сделал то, что делал всегда. Если он не находил достойных аргументов, чтобы возразить жене, то он менял тему.

– Я всё-таки думаю, что надо найти какого-нибудь приличного спонсора и нормально поставить эту дилогию: «Хованщину» и «Бориса Годунова».