Великий алкоголик

В принципе, он был убеждён, что эти две оперы являются, по существу, единым целым. Ведь они посвящены самым трагическим периодам русской истории. Что такое русский бунт? Почему он всегда оказывается столь кровавым и беспощадным? В чём заключаются истинные причины противостояния со староверами? Без музыки Модест Петровича этого не понять. Кстати, и без Пушкина тоже. Его гениальная фраза о народе, который безмолвствует, давно стала ключом к пониманию многих событий, как тех далёких дней, так и новейшей истории.

И вот, наконец, наступил день, когда квартира-музей Мусоргского была готова к тому, чтобы принять первых посетителей. Любой, желающий переступить порог этой квартиры, должен был выпить стопку водки и занюхать чёрным хлебушком. Таков был, по замыслу его жены, входной билет.

Конечно же, первыми гостями музея стали те, кто, своим трудом и талантом, сделали всё это возможным. После того как все расселись, его жена поклонилась им всем.

– Спасибо вам. Без вас это было бы немыслимо осуществить.

Она говорила о вкладе каждого. В деталях. Каждый из них и все они вместе были героями этого вечера. Она говорила о том, что не оскудела земля русская талантами и она гордится тем, что ей довелось работать эти полгода бок о бок с ними. Она говорила о том, что Модест Петрович, недооценённый, недолюбленный, почти непризнанный при жизни, обрёл свою славу уже в ХХ веке. Что этот музей – самое малое, что могут сделать его потомки для того, чтобы почтить память этого гения.

От мастеровых выступил всё тот же Кудесник. Он был краток:

– Спасибо, что позвала. Спасибо, что помогла ощутить себя нужными. Спасибо и за Модест Петровича. Он всё-таки такой родной и близкий нам человек. А за такую женщину, как ты, и на смерть пойти не страшно. А тут такое благое дело.

На том и разошлись. Через пару дней пришли друзья, музыканты, музыковеды. Жена в этот раз не выступала. Лишь вывела его на середину гостиной и повелительным тоном сказала:

– Говори!

Всё его выступление было чистой воды импровизацией. Кто-то мог сказать, что всё, что он говорил было просто признанием в любви – в любви к музыке Мусоргского. Кто-то же мог счесть, что это было всего-навсего яркое выступление на тему «Мусоргский в моей жизни.» Он благодарил всех музыкантов, которые вместе с ним исполняли эту великую музыку. Он благодарил всех слушателей, которые, услышав творения Модест Петровича, становились его поклонниками и почитателями. Он благодарил судьбу за то, что наконец-таки, для этого композитора в прекрасном, но таком холодном и бездушном Петербурге, нашлось то место, которое можно будет назвать домом Мусоргского.

В квартире вдруг возникла такая звонкая тишина, что кто-то из гостей не выдержал и сказал:

– Тихий ангел пролетел.

И в этой цепляющей за душу тишине прозвучал неожиданный вопрос:

– А что же теперь будет? Сюда можно будет приводить гостей, организовывать экскурсии или просто приглашать туристов?

– Как-то об этом мы и не подумали.

Он несколько дней после этого пытался записаться на приём к высоким чиновникам, от которых могло зависеть решение этого вопроса. Потом встречался с ними. Показывал фотографии и документы. Все встречали его с подчёркнутым уважением. Вспоминали, как он играл на виолончели у Берлинской стены. Как сторожил сон солдата, заснувшего при защите Белого дома. Припоминали множество фактов его биографии, которыми, по их мнению, он должен был гордиться. Было отрадно, что они все это знали и помнили. Всё было просто замечательно. Кроме одного. Вопрос открытия музея так и не решался. Возвращаясь с очередного приёма и рассказывая жене о том, как он прошёл, он опасался, что она отчитает его как мальчишку. К его удивлению, она просто улыбнулась и сказала:

– Не ходи больше никуда, Буратино. Пусть это будет наш с тобой личный музей. Рюмку водки и кусочек чёрного хлеба для поклонников Мусоргского мы с тобой всегда найдём.