Великий день инков

Добродушный капитан Пабло, придерживая левой рукой руль, достает короткую трубку, зажигает ее и начинает рассказывать. Баранко хорошо запомнился капитану Пабло. Еще когда он ездил по Рио-Негро и возил оружие для генерала Матаразо... Эх, генерал Матаразо! Лучше не вспоминать тех времен. Тогда Пабло имел свой корабль и мог послужить хорошим сеньорам, не склонявшим головы перед высокомерными иностранцами. В своем трюме Пабло возил для генерала такие вещи, при вспоминании о которых еще и теперь у него мороз по коже ходит. Конечно, сеньор Олесь не будет болтать о том, что услышал, потому что за это не гладят по голове. Так вот, о баранко. Этим словом индейцы называют жестокий поединок между рекой и берегом, между водой и землей. Когда разъяренная земля, не в силах сдержать гнев, который наполняет ее грудь, падает на воду, и когда грохот катится по реке такой, что, кажется, наступил конец света, это и есть баранко. В такие часы индейцы фанатично молятся, потому что вода может разгневаться и пойти на их поселения и хижины. Глупые индейцы! Капитан Пабло знает, что это за штука — баранко! Просто река подмывает берег, и грунт обваливается в воду. Какие тогда волны вздымаются вокруг! Беда кораблю, что попадет в баранко...

Капитан тяжелой рукой круто повернул руль. Корабль резко качнуло в сторону. Темная полоса леса закачалась перед окном рубки.

— Простите, сеньор, — сказал Пабло, — на этой реке нужно хорошо следить. Чуть не попали в водоворот...

На берегах иногда вспыхивали отдельные огоньки. В темных лесных чащах, что, казалось, вырастали прямо из воды, иногда слышался истерический крик. Крик в вечерних сумерках был ужасный — словно прожорливый хищник рвал несчастную жертву, и она, умирая, наполняла воздух предсмертным ревом.

— Не пугайтесь, сеньор, — успокоил Олеся Пабло. — Это мать-луна. Обычная обезьяна, но дьявольски плохое животное. Пусть защитит от нее путешественников святая мадонна. Когда услышишь среди ночи мать-луну, то готов бежать куда глаза глядят. Нет ничего страшнее, чем ночью оказаться в этом треклятом тропическом лесу. Бог создал сельву для того, чтобы наказать человека. Хорошие люди здесь быстро умирают, потому что сельва не принимает их к себе. — В голосе капитана теперь уже звучала мрачная торжественность, словно он говорил о чем-то пережитом им самим.

Капитан Пабло, тихий, строгий, рассказывал о том, как жестоко мстит сельва тем, кто решается посягнуть на ее извечные тайны, сколько крови и пота стоит каждый отвоеванный у нее клочок земли. Он вспоминал о бедных поселках добытчиков каучука, о диких индейских племенах, о страшных людях-мачо, людях-богах, людях-убийцах, перед которыми в паническом страхе склонялась даже жестокая сельва, потому что люди-мачо не знали ни бога, ни совести, ни сожаления. Это преступники, сбежавшие из каторжных тюрем, убийцы, приговоренные к смертной казни, которым удалось вырваться на волю, авантюристы и пьяницы. Они бежали в сельву и сеяли там страх и смерть. Даже правительство боялось мачо. Полицейские хотели пить с бандитами виски, а не защищать от них законы республики.

— Наши полицейские сами совершают преступления, как самые страшные бандиты, — грустно вздохнул Пабло. — Вы еще услышите имя Черного Себастьяна. У меня на голове меньше седых волос, чем на его черной совести убитых людей. И что же? Он уважаемый полицейский комиссар округа, гроза и сила. Владельцы гасиенде дружат с ним. Для них он — своя рука. Себастьян держит в повиновении бедных пеонов, не дает поднять головы несчастным каучеро, натравливает одни индейские племена на другие и, уверяю вас, имеет на этом хорошую выгоду. Индейцы говорят, что он водится со злым духом Курукира. О, не дай бог встать на его пути.

Рассказ Пабло подавил Олеся. Слова его будто расширили перед мальчиком берега мрачной реки, и он увидел далекие горизонты, увидел то, что слышал раньше, и то, что рисовало его воображение.

— Ничего. Черный Себастьян недолго будет свирепствовать на этих землях.

Капитан замолчал, упорно глядя в темноту, из которой едва заметно проступали отвесные берега.

Вздохнул. Помолчал минуту. Крутанул колесо налево, затем перехватил его на правую сторону.

— У индейцев есть легенда о добром духе Кахунью, защитнике бедных и обиженных, который живет на горе Комо, — заговорил сдержанно капитан Пабло. — Как-то один индеец с Верхнего Ориноко рассказывал мне, что его предки ежегодно зажигали на горе Комо священный огонь свободы. Но позже в их страну пришли белые люди, то есть мы пришли к ним, и с тех пор огонь на горе Комо угас. Индеец говорил мне, что, пока будет жить на земле Черный Себастьян и такие, как он, гора Комо будет стоять в темноте. Индейцы хотят Себастьяну смерти. Его ненавидят все труженики по Ориноко.

ВО ИМЯ ВСЕВЫШНЕГО

Тропическая ночь тепла, волшебно мягкая, словно черный мягкий ковер. Под ее сенью трудно дышать и еще труднее заснуть.

Крутояр лежит, открыв в темноте глаза. Мысли наплывают одна за другой. Надо все хорошенько взвесить, до мелочей обдумать. За это опасное путешествие целиком отвечает он.