Великий Гэтсби

Но как раз‑таки это представлялось мне вторичным и малосущественным. Все это время меня занимали совершенно другие проблемы: я выступал в роли «душеприказчика» Гэтсби, и создавалось такое впечатление, что только мне одному и есть до этого какое‑то дело. С того самого момента, как мы внесли тело Гэтсби в дом, вернее, как только я позвонил в Вест — Эгг и сообщил о его трагической смерти, решение всех практических вопросов, связанных, например, с организацией похорон, было предоставлено мне. Вначале я был озадачен и смущен, но всякий раз, когда я видел холодное недвижное тело Гэтсби, во мне росло чувство внутренней ответственности перед этим человеком, личность которого была абсолютно неинтересна окружавшим его при жизни, а уж после смерти — и подавно. Само собой разумеется, что я не преследовал какие‑либо корыстные цели, но действовал из убеждения, что каждый из нас имеет право хотя бы на достойный уход из этой жизни.

Я позвонил Дейзи ровно через полчаса после того, как мы нашли тело Гэтсби, — позвонил инстинктивно и особо не раздумывая — зачем. Выяснилось, что она и Том уехали еще до полудня, — видимо, надолго и далеко, потому что взяли с собой багаж.

— А адрес, адрес?..

— Не оставили…

— А хотя бы, когда вернутся, не сказали?..

— Нет.

— А вы сами знаете, куда они могли уехать?

— К сожалению, не могу сказать, сэр.

Я должен был найти кого‑нибудь для Гэтсби. Мне хотелось подойти к нему и пообещать: «Я обязательно найду кого‑нибудь, Гэтсби. Не огорчайтесь. Я просто не имею права не найти хоть кого‑нибудь для вас…»

Мне не удалось разыскать домашний адрес Мейера Вольфсхайма в телефонной книге Нью — Йорка. Лакей Гэтсби сообщил мне адрес его городского офиса. Я позвонил барышне на коммутатор, и через некоторое время она продиктовала мне номер телефона; но был уже шестой час, и трубку никто не снял.

— Пожалуйста, наберите этот номер еще раз.

— Я уже три раза соединяла…

— Это крайне важно.

— Мне очень жаль, но никто не подходит к аппарату… Я вернулся в салон и обнаружил, что там и яблоку негде

упасть, но это были официальные лица и представители власти. Когда, откинув покров с мертвого, они смотрели на Гэтсби неподвижными и ничего не выражающими глазами, во мне словно зазвучал его встревоженный голос:

— В самом деле, старина, найдите же мне кого‑нибудь. Вы уж постарайтесь, Знаете, как это тяжело — переносить все одному…

Они начали задавать мне какие‑то вопросы, но я выскочил из комнаты, не обращая на них никакого внимания, и поднялся на второй этаж, в его кабинет. Я вывалил на письменный стол все бумаги, которые обнаружил в незапертых ящиках бюро, и начал торопливо перебирать их, — он никогда не говорил, что его родителей нет в живых. Мне так и не удалось найти ни одного письма, ни одной зацепки — и только Дэн Коли, свидетель юношеских бурь и крушений, молча взирал на меня из рамки на стене.

Утром я отправил в Нью — Йорк лакея с письмом для Вольфсхайма. Я справлялся о родственниках Гэтсби и просил его незамедлительно приехать. Последняя просьба даже показалась мне излишней, но я не стал переписывать письмо. Почему‑то мне казалось, что он‑то непременно должен появиться, просмотрев утренние газеты, кроме того, я ждал телеграмму с соболезнованиями от Дейзи. Однако мне так и не довелось лицезреть Вольфсхайма, не было и телеграммы. Прибывали только все новые и новые отряды полисменов, фотографов и газетчиков. Потом вернулся посыльный с ответом от мистера Вольфсхайма, который не вызвал во мне ничего, кроме чувства гадливости, замешанного на отвращении, и удививший меня солидарностью с покойным Гэтсби в его неприятии всех и вся.

Уважаемый мистер Каррауэй!

Искренне скорблю вместе с вами, потрясенный невосполнимостью утраты и горечью потери. Трудно передать словами мое нынешнее состояние. Трагическая смерть мистера Гэтсби стала для меня тягчайшим ударом, с которым я не могу, да и не хочу смириться. Чудовищное преступление безумного маньяка заставит всех нас призадуматься и многое переоценить. С болью в сердце принужден сообщить, что дела и обязательства не позволяют мне покидать Нью — Йорк в настоящее время. Признаюсь вам по секрету, в связи с некоторыми обстоятельствами сейчас мне было бы крайне нежелательно фигурировать в такой вот истории. В случае, если смогу быть чем‑нибудь полезным, дайте мне знать (только позже!!!) через Эдгара. Я занедужил в последнее время, а подобного рода встряски подтачивают мое и без того слабое здоровье. Боюсь, что опять слягу на несколько дней.

Примите уверения в моем полном почтении.

Искренне ваш Мейер Вольфсхайм.

И короткая, написанная второпях почти без знаков препинания приписка:

Сообщите о похоронах и т. д. с семьей и пр. не знаком.

Во второй половине дня позвонили из службы междугородной связи, и телефонистка сообщила, что на проводе Чикаго. Я было обрадовался, что это наконец Дейзи, но связь была вообще отвратительной, мало того, в трубке раздался глухой, чуть слышный мужской голос.

— Слэгл у аппарата…

— Алло? — Фамилия была мне совершенно незнакома.

— Веселенькое дельце, а? Получили телеграмму?