Великий Гэтсби

— Не было никаких телеграмм…

— У младшего Парка крупные неприятности, — зачастило в трубке. — Повязали прямо в банке с пачкой облигаций в кармане. Циркуляр с номерами и серией пришел из Нью — Йорка за пять минут до его прихода. Как вам это нравится, а? Кто бы мог подумать… в таком захолустье…

— Послушайте! — закричал я, захлебнувшись от волнения. — Послушайте! Это не Гэтсби, слышите меня? Мистер Гэтсби умер…

После долгого молчания кто‑то досадливо хрюкнул в трубке… потом что‑то громко щелкнуло, и связь прервалась.

По — моему, только на третий день пришла телеграмма из Миннесоты за подписью Генри К. Гетца. Он сообщал, что незамедлительно выезжает, и просил отложить похороны до своего приезда. Это был отец Гэтсби. Он появился на вилле — сухонький благообразный старичок, беззащитный и растерянный, закутанный в Ольстер[33], несмотря на погожий сентябрьский денек. Он ужасно нервничал, и глаза его постоянно слезились, а когда я взял у него дорожный саквояж и зонтик, старичок начал нервно поглаживать и подергивать свою реденькую седую бородку — да так, что мне с большим трудом удалось помочь ему снять верхнюю одежду. Он был на грани нервного и физического изнеможения, поэтому я проводил его в музыкальный салон, усадил в кресло и послал лакея принести чего‑нибудь легкого — перекусить. Но ему в буквальном смысле слова кусок не лез в горло, а когда он взял молоко дрожащей рукой, то ровно полстакана выплеснул на пол.

— Я увидел некролог в чикагской газете, — сказал он. — Там все было написано, в чикагской газете. Я выехал в тот же день, как прочитал.

— Я не знал, как с вами связаться.

Он безостановочно водил по комнате подслеповатыми слезящимися глазами.

— Это был сумасшедший, — сказал он. — Нормальный человек такого бы не сделал.

— Может, чашечку кофе? — начал уговаривать я мистера Гетца.

— Нет, ничего не надо. Мне уже много лучше, благодарю. Мистер?..

— Каррауэй.

— Да… Мне уже лучше… Спасибо… А где он, Джимми?.. Я проводил старика в салон — туда, где покоился его сын, и оставил одного. Маленькие мальчишки вскарабкались по ступенькам и заглядывали в окна, но когда я объяснил им, кто приехал, они, хоть и без всякой охоты, ушли в сад.

Через некоторое время мистер Гетц отворил дверь и вышел; он судорожно глотал воздух, его лицо налилось кровью, а по щекам текли редкие крупные слезы. Он находился в том почтенном возрасте, когда люди свыкаются с мыслью о неизбежности смерти, не был он напуган и сейчас. Просто осмотревшись и оценив дворцовую пышность салона, его теряющийся в поднебесье величественный свод, огромную галерею хорошо обставленных комнат, уходящих в необозримую даль, он преисполнился отцовской гордостью, и к его безутешной скорби добавилось чувство благоговейного восторга. Я проводил его в одну из гостевых спален на втором этаже, а пока он снимал пиджак и жилет, сообщил, что все необходимые приготовления уже завершены, но сама траурная церемония отложена до его приезда, как он и просил.

— Мне не хотелось брать на себя такую ответственность без вас, мистер Гэтсби…

— Моя фамилия Гетц…

— Да, конечно, мистер Гетц… Я подумал, может, вы захотите похоронить сына дома, на западе.

Он покачал головой.

— Нет. Джимми всегда тянуло на восток. Это ведь здесь он стал таким… А вы были другом моего мальчика, мистер… э — э-э?..

— Да, я был его ближайшим другом.

— У него было большое будущее, да вы и сами знаете. Он был еще очень молод, но у него было кое‑что вот здесь… — Он энергично постучал себя по лбу. Я кивнул.

— Поживи еще немного, он стал бы большим человеком. Вот таким, как Джеймс Хилл, к примеру. На таких, как он, и стоит наша держава…

— Да, конечно, — несколько принужденно ответил я. Он неловко потянул за край вышитого покрывала,

стащил его с кровати, улегся, с наслаждением вытянул ноги и заснул прямо на моих глазах.

Вечером позвонил какой‑то страшно перепуганный тип и, прежде чем назвать себя, долго выяснял, с кем он разговаривает.

— Это мистер Каррауэй, — сказал я.

— О — о-о! — с облегчением вскричал он. — А это Клипспрингер!

Я тоже облегченно вздохнул: по крайней мере, нашелся хоть еще кто‑то из друзей Гэтсби, кто бросит пригоршню земли в его могилу. Я решил обойтись без оповещений в газетах, чтобы избежать наплыва любителей острых ощущений, и сам позвонил по нескольким телефонным номерам. Однако мне практически не удалось связаться ни с кем.

— Похороны завтра, — сказал я. — Прощальная церемония назначена на три пополудни — в его доме. И не сочтите за труд — передайте всем, кого увидите…

— Да, да. Это уж как водится… — поспешно начал он, проглатывая слова. — Конечно, передам, но я, знаете ли, вряд ли кого‑нибудь увижу. Разве что как‑нибудь случайно…

Его уклончивый тон сразу же насторожил меня.

— Да вы сами‑то собираетесь быть?

— Я, знаете ли, позвонил, чтобы…

— Подождите, — перебил я. — Вы собираетесь быть или нет?