Великий Гэтсби

— Так вот, — Том повернулся к нам и монотонно, как прокурор, забубнил: — В результате проведенного расследования удалось установить, что же представляют собой на самом деле так называемые «аптеки» некоего лица, именующего себя «Гэтсби». А ведь действительно «удалось установить», мистер Гэтсби! — Теперь Том обращался только к нам. — Он и этот Вольфсхайм скупили множество аптек в наших пригородах и в Чикаго и нелегально торговали спиртным из-под прилавка. Вот вам одна из его афер! Я с самого начала не сомневался, что он бутлегер, и, как видите, не так уж и ошибся!

— Ну и что из того? — вежливо осведомился Гэтсби. — А вот ваш приятель, некто Вальтер Чейз, не побрезговал нашим обществом — происхождение позволило, знаете ли.

— Да, не побрезговал, а вы его и подставили, разве не так? По вашей милости он провел месяц за решеткой в Нью — Джерси, черт побери. Жаль, что вы не слыхали, как он прохаживается по вашему с Вольфсхаймом адресу.

— Он пришел к нам без цента в кармане и был рад любому заработку, старина.

— Никогда больше не называйте меня «старина»! — заорал Том. Гэтсби молчал. — Вальтер мог много чего рассказать о ваших жульнических тотализаторах и других противозаконных делишках, но только Вольфсхайм заткнул ему рот, — да вы и сами об этом прекрасно знаете.

И опять на лице Гэтсби появилось и сразу же исчезло то непередаваемое, но вместе с тем узнаваемое выражение, которое буквально потрясло меня сегодня.

— Правда, аптеки — это так, не дела, а делишки, — не торопясь, продолжил Том. — Зато сейчас вы затеяли такое дельце, о котором Вальтер даже не рискнул мне рассказать, не иначе, как опасаясь за свою собственную жизнь.

Я посмотрел на Дейзи, которая, широко раскрыв испуганные глаза, уставилась на какую-то точку на стене между мужем и Гэтсби, а Джордан начала свои цирковые трюки — балансирование невидимыми предметами на подбородке. Потом я посмотрел на Гэтсби — и даже испугался, настолько меня поразила гримаса, обезобразившая его лицо. Я уже говорил, что с предубеждением отношусь ко всякого рода слухам и сплетням — вроде тех, что довелось услышать на той вечеринке в его саду, однако в этот момент о нем можно было сказать, что он «убил человека» или же в состоянии легко сделать это. При всей надуманности и даже некорректности подобных мыслей не думаю, что нашлись бы более точные слова, чтобы описать тогдашнее состояние и соответствующее ему выражение лица мистера Гэтсби.

С минуту он пытался овладеть собой, затем заговорил — веско, эмоционально и с поразившим меня внутренним достоинством; Гэтсби обращался исключительно к Дейзи, категорически отметая все обвинения, подозрения и упреки, включая и те, которые не были еще высказаны в его адрес. Но с каждым его словом Дейзи все больше замыкалась в себе, а мощный голос Гэтсби постепенно затухал, превращаясь в жалкое бормотание. И только израненная птица — надежда трепетала в золоченой клетке, била слабеющими крылами, и только отчаянный и безнадежный голос — стон пульсировал в душном и липком воздухе ставшего вдруг тесным сьюта, взывая и моля:

— Пожалуйста, Том. Я не могу здесь больше…

Вся ее смелость и решимость испарились. Я видел перед собой страшно испуганную, растерянную и глубоко несчастную женщину.

— Мистер Гэтсби отвезет тебя домой, Дейзи, — сказал Том. — В своей машине.

Она со страхом посмотрела на мужа, словно ожидая подвоха, но он продолжил с великодушным пренебрежением:

— Поезжай. Он больше не будет тебе досаждать. Пусть это послужит тебе хорошим уроком. Думаю, и мистер Гэтсби понял, наконец, что этот флирт зашел уж слишком далеко…

Они ушли не сказав ни слова, судорожно глотая липкий воздух, — одинокие, униженные и оскорбленные одним только нашим сочувствием.

Том достал полотенце и начал бережно укутывать так до сих пор и не открытую кварту виски.

— Или выпьем на дорожку? Джордан?… Ник? Я не ответил.

— Ник? — переспросил он еще раз.

— Что?

— По капельке?

— Не хочу… Надо же, только сейчас вспомнил: сегодня у меня день рождения!

Мне исполнилось тридцать лет, а впереди — мрачная перспектива. Начиная с завтрашнего дня, подумал я, начну разменивать четвертый десяток!