Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза

Он выполнил резкий поворот кругом и вернулся в гостиную, где продолжил расхаживать по комнате. Было ясно, он замышляет нечто важное и зловещее, – но он так же очевидно хотел, чтобы его спросили, в чем дело. Присоединившись к нему через минуту, она уселась на длинном диване и начала распускать волосы. Она больше не носила короткую стрижку, а цвет ее волос за прошлый год изменился от густо-золотого с рыжиной до невыразительного светло-каштанового оттенка. Она купила жидкое мыло и собиралась сполоснуть голову; ее посетила мысль добавить флакончик пергидроля в воду для мытья.

«Ну, что там?» – безмолвно говорила ее поза.

– Этот чертов банк! – дрожащим голосом произнес он. – Они держали мой счет больше десяти лет – десяти лет! Выяснилось, что у них есть какое-то авторитарное правило, по которому нужно держать на счету остаток более пятисот долларов, иначе они не будут тебя обслуживать. Несколько месяцев назад они написали мне и сообщили, что я ушел в минус. Я как-то выписал два недействительных чека, – помнишь, в тот вечер в «Ризенвебере»[258]? – но я все возместил на следующий день. Так вот, я пообещал старому Хэллорану – их менеджеру, этому жадному ирландцу, – что впредь буду осторожнее. И я думал, что все идет нормально; я регулярно проверял корешки чековой книжки. А сегодня я зашел туда, чтобы обналичить чек, а Хэллоран говорит мне, что им придется закрыть мой банковский счет. Он сказал, что поступает слишком много необеспеченных чеков, а я никогда не залезал в кредит больше чем на пятьсот долларов и всего лишь на день-другой. Ей-богу, как ты думаешь, что он сказал?

– Что?

– Он сказал, что давно пора это сделать, потому что у меня там нет ни единого проклятого пенни!

– А это правда?

– Так он сказал. Похоже, я выписал этим парням от Бедроса чек на шестьдесят долларов за последний ящик выпивки, а в банке осталось только сорок пять. Ну, так они добавили пятнадцать долларов сверху, а потом закрыли банковский счет.

В своем невежестве Глория вообразила призрак заключения под стражу и публичного позора.

– Нет, они ничего не сделают, – заверил он. – Бутлегерство – слишком рискованный бизнес. Они пришлют счет на пятнадцать долларов, и я оплачу его.

– Ясно. – Она немного подумала. – Ладно, мы можем продать еще одну облигацию.

Он язвительно рассмеялся.

– Да, это всегда легко. Особенно когда те немногие, которые еще приносят какой-то доход, котируются от пятидесяти до восьмидесяти центов на доллар. Каждый раз, когда мы продаем облигацию, то теряем почти половину ее стоимости.

– Но что еще мы можем сделать?

– Ну, как обычно, мы можем что-нибудь продать. У нас есть бумаги на восемьдесят тысяч по номинальной стоимости, – он снова неприятно рассмеялся. – На рынке они будут стоить около тридцати тысяч долларов.

– Меня беспокоили те десятипроцентные капиталовложения.

– Черта с два! – отозвался он. – Ты делала вид, что тебя это беспокоит, чтобы вцепиться в меня, если бы дело вдруг прогорело, но ты хотела рискнуть не меньше меня.

Глория немного помолчала, словно взвешивая шансы.

– Энтони! – вдруг воскликнула она. – Две сотни в месяц – это лучше, чем ничего. Давай продадим все облигации и положим в банк тридцать тысяч долларов. Если мы проиграем дело, то сможем три года прожить в Италии, а потом мы просто умрем.

– Три года, – нервозно повторил он. – Три года! Ты сбрендила. Мистер Хэйт потребует еще больше, если мы проиграем. Думаешь, он занимается благотворительностью?

– Об этом я не подумала.

– А сегодня суббота, – продолжал он, – и у меня есть только доллар с мелочью, а нам нужно прожить до понедельника, пока я не дозвонюсь до своего брокера… И в доме не осталось ни грамма выпивки, – добавил он, как будто это только что пришло ему в голову.

– Ты можешь позвонить Дику?

– Уже позвонил. Слуга сказал, что он уехал в Принстон, чтобы выступить с речью в литературном клубе или что-то в этом роде. Он не вернется до понедельника.

– Ладно, давай посмотрим… У тебя нет друга, к которому ты мог бы обратиться?

– Я обращался к паре ребят. Не смог никого найти дома. Жаль, я не продал то письмо Китса, как собирался на прошлой неделе.

– А как насчет мужчин, с которыми ты играешь в карты у этого Сэмми?

– Думаешь, я стану обращаться к ним? – Его голос зазвенел от праведного ужаса.

Глория поморщилась. Он скорее был готов обсуждать ее стесненное положение, чем испытывать собственное тщеславное неудобство от неуместной просьбы.

– Я подумал о Мюриэл, – продолжал он.

– Она в Калифорнии.

– Ну, а как насчет тех мужчин, с которыми ты развлекалась, пока я служил в армии? Наверное, они были бы рады оказать тебе небольшую услугу.

Она презрительно посмотрела на него, но он не обратил внимания.

– А твоя старая подруга Рейчел… или Констанс Мерриам?

– Констанс Мерриам умерла год назад, и я не стану обращаться к Рейчел.

– Ладно. А как насчет Блокмана, – того самого джентльмена, которому так не терпелось помочь тебе, что он едва мог сдержаться?

– Ох! – Он наконец уязвил ее, и при этом не был слишком бестолковым или бесчувственным, чтобы не понимать этого.