Читаем Великий Гэтсби. Ночь нежна полностью

Тем не менее он решил остаться в Цюрихе еще на два года, потому что отлично понимал ценность филигранной работы, бесконечной точности и безграничного терпения.

Сейчас он ехал к Францу Грегоровиусу в клинику Домлера, располагавшуюся на берегу Цюрихского озера. Франц, штатный патолог клиники, уроженец кантона Во, несколькими годами старше Дика, встретил его на трамвайной остановке. В его смуглом величественном облике было что-то от Калиостро, и это что-то контрастировало со взглядом святого; он представлял третье поколение династии Грегоровиусов – его дед был учителем Крепелина тогда, когда психиатрия еще только проступала из тьмы времен. Франц был самолюбив, вспыльчив и упрям, мнил себя гипнотизером. Если бы наследственный природный талант немного выдохся с годами, он, без сомнения, мог бы стать превосходным клиницистом.

– Расскажите мне о своем военном опыте, – попросил он Дика по дороге в клинику. – Изменил ли он вас так же, как остальных? Если бы я не знал, что вы отнюдь не глупы, Дик, я бы сказал, что лицо у вас типично американское – глупое и нестареющее.

– Я не видел войны, Франц, вы должны были понять это по моим письмам.

– А это не важно – у нас тут лечатся от военных неврозов люди, которые лишь издали слышали грохот воздушных бомбежек. А несколько человек вообще всего лишь читали газеты.

– Чушь какая-то.

– Может и так, Дик. Но у нас – клиника для богатых, и мы слова «чушь» не употребляем. А теперь скажите откровенно: вы приехали повидаться со мной или с той девушкой?

Они искоса взглянули друг на друга, и Франц загадочно улыбнулся.

– Разумеется, сначала я читал все письма, – сказал он деловым басом. – Но когда дело начало принимать особый оборот, я из деликатности перестал их вскрывать: в сущности, она стала уже вашей пациенткой.

– Значит, она выздоровела? – поинтересовался Дик.

– Абсолютно. Я вел ее, как и большинство здешних английских и американских пациентов. Они называют меня доктор Грегори.

– Позвольте мне объясниться насчет этой девушки. Я видел ее лишь однажды, это факт. Когда приходил прощаться с вами перед отъездом во Францию. Тогда я впервые надел военную форму и чувствовал себя в ней нелепо и неловко – мог отдать честь рядовому или еще что-нибудь учудить.

– А почему вы сейчас не в форме?

Дик присвистнул.

– Я демобилизовался три недели назад. Так вот, именно тогда мне и повстречалась эта девушка. Распрощавшись с вами, я спускался к корпусу на берегу озера, где оставил свой велосипед.

– К «Кедрам».

– …вечер стоял чудесный, луна висела над вершиной вон той горы…

– Кренцегг.

– …я поравнялся с медсестрой и какой-то юной девушкой. Поначалу мне и в голову не пришло, что она – пациентка. Я справился у медсестры, до которого часа ходят трамваи, и мы пошли дальше вместе. Девушка оказалась самым прелестным созданием, какое я когда-либо встречал.

– Она и сейчас такая.

– До того дня она еще не видела американской военной формы, мы разговорились… – Он помолчал, вглядываясь в знакомый пейзаж, потом продолжил: – Я еще не так закален, как вы, Франц, и когда вижу столь прекрасную оболочку и знаю, что таится под ней, не могу не сокрушаться. Вот и все, больше ничего не было, а потом стали приходить письма.

– Ваша встреча – лучшее, что с ней когда-либо случалось, – взволнованно сказал Франц, – это перенос, причем самого что ни на есть счастливого свойства. Вот почему я приехал вас встретить, несмотря на то, что сегодня очень загруженный день. Прежде чем вы с ней увидитесь, я хочу, чтобы мы зашли ко мне в кабинет и обстоятельно все обсудили. Я даже нарочно послал ее в Цюрих по делам. – Его голос зазвенел от гордости. – Послал без сиделки, вдвоем с куда менее стабильной пациенткой. Я очень горжусь этим случаем – с вашей невольной помощью мне удалось с ним справиться.

Проехав часть пути вдоль берега Цюрихского озера, машина углубилась в плодородный край животноводческих хозяйств и шале, лепившихся по склонам невысоких гор. Солнце, выглянув из-за облаков, поплыло по синему океану неба, и швейцарская долина вмиг предстала во всей своей прелести: ласкающее слух тихое благозвучие и свежий дух здоровья и бодрости.

Заведение профессора Домлера состояло из трех старых и двух новых корпусов, расположившихся между грядой невысоких холмов и озером. Основанное десятью годами раньше, оно было первой современной клиникой для душевнобольных; посторонний никогда бы не догадался, что здесь – убежище людей надломленных, неполноценных, порой представляющих угрозу для окружающих, хотя два здания и были окружены довольно высокой стеной, замаскированной диким виноградом. Какие-то люди на солнцепеке ворошили сено; когда машина въехала на территорию, навстречу стали время от времени попадаться сиделки, взмахами белых флажков предупреждавшие, что на аллее пациент.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика
Этика

Бенедикт Спиноза – основополагающая, веховая фигура в истории мировой философии. Учение Спинозы продолжает начатые Декартом революционные движения мысли в европейской философии, отрицая ценности былых веков, средневековую религиозную догматику и непререкаемость авторитетов.Спиноза был философским бунтарем своего времени; за вольнодумие и свободомыслие от него отвернулась его же община. Спиноза стал изгоем, преследуемым церковью, что, однако, никак не поколебало ни его взглядов, ни составляющих его учения.В мировой философии были мыслители, которых отличал поэтический слог; были те, кого отличал возвышенный пафос; были те, кого отличала простота изложения материала или, напротив, сложность. Однако не было в истории философии столь аргументированного, «математического» философа.«Этика» Спинозы будто бы и не книга, а набор бесконечно строгих уравнений, формул, причин и следствий. Философия для Спинозы – нечто большее, чем человек, его мысли и чувства, и потому в философии нет места человеческому. Спиноза намеренно игнорирует всякую человечность в своих работах, оставляя лишь голые, геометрически выверенные, отточенные доказательства, схолии и королларии, из которых складывается одна из самых удивительных философских систем в истории.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Бенедикт Барух Спиноза

Зарубежная классическая проза