– Нет, и надо сказать, когда к октябрю ее состояние как будто нормализовалось, мы оказались в затруднительном положении. Будь ей лет тридцать, мы бы предоставили ей самой окончательно адаптироваться, но она была слишком молода, и мы опасались, как бы этот ее болезненный внутренний разлад не закрепился навсегда. Поэтому доктор Домлер сказал ей начистоту: «Теперь все зависит только от вас. Это ни в коем случае не значит, что для вас все кончено, – ваша жизнь еще только начинается…» и т. д., и т. п. Интеллектуальные способности у нее превосходные, поэтому он дал ей почитать кое-что – немного – из Фрейда, и она живо заинтересовалась. Здесь, в клинике, надо сказать, она стала всеобщей любимицей. Однако характер у нее замкнутый… – Он запнулся, но после некоторых колебаний все же добавил: – Как вы понимаете, нам интересно узнать, не было ли в ее последних письмах, тех, что она отсылала сама из Цюриха, чего-нибудь, что могло бы пролить свет на ее нынешнее психическое состояние и планы на будущее.
Дик поразмыслил.
– И да и нет… Если хотите, я покажу вам эти письма. Мне представляется, что в ней возродилась естественная жажда жизни и она полна надежд – в том числе романтических. Иногда она говорит о «прошлом», но лишь так, как говорят о нем бывшие узники: никогда не поймешь, имеют они в виду совершенное преступление, пребывание в тюрьме или то и другое, вместе взятое. В конце концов, я в ее жизни играю лишь роль некоего чучела.
– Поверьте, я прекрасно понимаю вашу позицию и еще раз выражаю вам нашу глубокую признательность. Именно поэтому я и хотел поговорить с вами до того, как вы встретитесь с ней.
Дик рассмеялся.
– Вы полагаете, что она с ходу набросится на меня?
– Вовсе нет. Но я хочу попросить вас быть очень осмотрительным. Вы привлекательный мужчина, Дик, женщинам вы нравитесь.
– Ну, тогда помогай мне бог! Я буду не только осторожен, я постараюсь вызвать у нее отвращение – каждый раз перед встречей буду жевать чеснок и отращу щетину. Она не будет знать, куда от меня спрятаться…
– Никакого чеснока не надо! – испугался Франц, приняв его слова всерьез. – Не хотите же вы испортить себе карьеру. Впрочем, вы, наверное, шутите.
– …могу еще припадать на одну ногу, – добавил Дик. – И в любом случае там, где я сейчас живу, нет ванны.
– Ну конечно, вы шутите, – расслабился Франц – или по крайней мере сделал вид, что расслабился. – А теперь расскажите мне о себе и своих планах.
– План у меня всего один, Франц, и состоит он в том, чтобы стать хорошим психологом; если повезет – лучшим из когда-либо живших на свете.
Франц любезно улыбнулся, однако понял, что на сей раз Дик не шутит.
– Это очень хорошо и очень по-американски, – сказал он. – Для нас это гораздо труднее. – Он встал и подошел к окну. – Когда я стою здесь, мне виден весь Цюрих. Вон кафедральный собор Гроссмюнстер, там в усыпальнице похоронен мой дед. А на другой стороне, за мостом, покоится мой предок Лафатер, который не пожелал быть похороненным в церкви. Неподалеку – памятники еще двум моим предкам: Генриху Песталоцци и доктору Альфреду Эшеру. И на все это вечно взирает сверху Цвингли. Пантеон героев всегда у меня перед глазами.[27]
– Да, понимаю. – Дик встал. – Извините, расхвастался. На самом деле работы впереди – непочатый край. Большинство живущих во Франции американцев рвутся домой, я – нет: за мной до конца года сохранили военное жалованье с единственным условием – чтобы я посещал лекции в университете. Как вам такой щедрый жест со стороны правительства? Пожалуй, это свидетельствует о том, что оно умеет ценить людей, которым предстоит в будущем составить славу родины. Потом я поеду на месяц домой повидаться с отцом, а затем вернусь – мне предложили здесь работу.
– Где?
– У ваших конкурентов, в клинике Гислера в Интерлакене.
– И думать забудьте, – посоветовал ему Франц. – У них за год меняется не меньше дюжины молодых врачей. Сам Гислер страдает маниакально-депрессивным психозом, клиникой руководят его жена и ее любовник. Вы, конечно, понимаете, что это сугубо между нами?
– А как ваши давние американские планы? – к слову спросил Дик. – Помните, мы с вами собирались открыть в Нью-Йорке суперсовременное медицинское учреждение для миллиардеров?
– А, студенческие фантазии.