Великий Гэтсби (The Great Gatsby)

Two shining arrogant eyes had established dominance over his face and gave him the appearance of always leaning aggressively forward.	Но в лице главным были глаза: от их блестящего дерзкого взгляда всегда казалось, будто он с угрозой подается вперед.
Not even the effeminate swank of his riding clothes could hide the enormous power of that body-he seemed to fill those glistening boots until he strained the top lacing, and you could see a great pack of muscle shifting when his shoulder moved under his thin coat.	Даже немного женственная элегантность его костюма для верховой езды не могла скрыть его физическую мощь; казалось, могучим икрам тесно в глянцевитых крагах, так что шнуровка вот-вот лопнет, а при малейшем движении плеча видно было, как под тонким сукном ходит плотный ком мускулов.
It was a body capable of enormous leverage-a cruel body.	Это было тело, полное сокрушительной силы, -жесткое тело.
His speaking voice, a gruff husky tenor, added to the impression of fractiousness he conveyed.	Он говорил резким, хрипловатым тенором, очень подходившим к тому впечатлению, которое он производил, - человека с норовом.
There was a touch of paternal contempt in it, even toward people he liked-and there were men at New Haven who had hated his guts.	И даже в разговоре с приятными ему людьми в голосе у него всегда слышалась нотка презрительной отеческой снисходительности, - в Нью-Хейвене многие его за это терпеть не могли.
"Now, don't think my opinion on these matters is final," he seemed to say, "just because I'm stronger and more of a man than you are."	Казалось, он говорил: "Я, конечно, сильнее вас, и вообще я не вам чета, но все же можете не считать мое мнение непререкаемым".
We were in the same senior society, and while we were never intimate I always had the impression that he approved of me and wanted me to like him with some harsh, defiant wistfulness of his own.	На старших курсах мы с ним состояли в одном студенческом обществе, и, хотя дружбы между нами никогда не было, мне всегда казалось, что я ему нравлюсь и что он по-своему, беспокойно, с вызовом, старается понравиться мне.
We talked for a few minutes on the sunny porch.	Мы немного постояли на освещенном вечерним солнцем крыльце.
"I've got a nice place here," he said, his eyes flashing about restlessly.	- Недурное у меня тут пристанище, - сказал он, посверкивая глазами по сторонам.
Turning me around by one arm, he moved a broad flat hand along the front vista, including in its sweep a sunken Italian garden, a half acre of deep, pungent roses, and a snub-nosed motorboat that bumped the tide offshore.	Слегка нажимая на мое плечо, чтобы заставить меня повернуться, он широким движением руки обвел открывающуюся с крыльца панораму, включая в нее итальянский, уступами расположенный сад, пол-акра пряно благоухающих роз и тупоносую моторную яхту, покачивающуюся в полосе прибоя.
"It belonged to Demaine, the oil man."	- Я купил эту усадьбу у Демэйна, нефтяника.
He turned me around again, politely and abruptly.	- Он снова нажал на мое плечо, вежливо, но круто поворачивая меня к двери.
"We'll go inside."	- Ну, пойдем.
We walked through a high hallway into a bright rosy-colored space, fragilely bound into the house by French windows at either end.	Мы прошли через просторный холл и вступили в сияющее розовое пространство, едва закрепленное в стенах дома высокими окнами справа и слева.