Великий Гилельс

Дальше – снова упреки, что он слишком любил советскую власть, и только однажды, вернувшись из Западного Берлина, сказал в присутствии автора статьи: «А мы живем, как эскимосы». Кстати, фраза по тем временам неплохая и совершенно не вяжущаяся со слепым обожанием советской власти. К тому же следует учесть его закрытость и немногословность, а также то, что далеко не во всех моментах его жизни рядом присутствовала С.М. Хентова; при других людях он тоже что-то подобное говорил, такие фразы у него вырывались, и если автор статьи это слышала только один раз, не стоило бы ей судить, что он подобное только один раз в жизни и говорил.

Далее – блестящий пассаж о том, что именно вера в коммунизм сообщала игре Гилельса солнечный блеск, праздничность и способность внушать людям радость. «Его искусство несомненно облегчало людям жизнь, и в этом я нахожу главную причину той неизменной любви, которую люди дарили Гилельсу».

Значит, вот как: Рихтер блестяще играл просто потому, что он великий Рихтер, или, к примеру, Ойстрах блестяще играл просто потому, что был великий скрипач, – а Гилельс не поэтому, нет. Гилельс играл замечательно потому, что слепо верил в коммунизм. В него миллионы верили – что же они не делали свое дело так же блистательно, как Гилельс?

Облегчать своим искусством жизнь людям – это такая вершина, которой достигают единицы. И представить это достижение Гилельса как упрек… Здесь лучше обойтись без комментариев.

Теперь насчет самой веры в коммунизм и «увода от действительности», то есть чего-то, видимо, подобного солнечным комедиям с участием Любови Орловой под музыку Исаака Дунаевского, развлекавшим народ во время массового террора. Дескать, обман.

Ну, во-первых, спасибо людям искусства, сумевшим свои талантом сохранить народу душевное здоровье. Здесь нет никакого обмана, а есть могучий инстинкт самосохранения нации.

Но применительно к Гилельсу это имеет и другой намек: обвинение в примитивизме. Любили не потому, что его искусство было глубоким, а потому, что облегчало жизнь.

Да, есть и композиторские, и исполнительские стили сложные, не всем дающиеся для восприятия. А есть гении, чье лучезарное искусство имеет свойство доступности – Моцарт, например. И Гилельс в пианизме. Потому что если бы демократичность его искусства объяснялась не великой, гениальной простотой, а примитивизмом, – его записи не пережили бы его самого. Но их и сейчас, при перенасыщении рынка всем и вся, особенно аудиопродукцией, трудно купить, идут нарасхват. Это, конечно, объяснение, лежащее на самой поверхности, – но как иначе объяснить сущность творчества Гилельса людям, пониманию которых недоступна великая нравственная сила его искусства.

Читая статью дальше, наконец, доходим до потрясающего абзаца, который стоит привести целиком: «Еще одним свойством натуры Гилельса, противоположным вере, был страх. Да, да, именно страх, но не тот, не творческий, что неизбежен у каждого артиста, а повседневный, житейский. Страх, рожденный террором тридцатых годов, когда двадцатилетнему Гилельсу внушали, что страна окружена врагами, что людям доверять нельзя – все это укрепляло гилельсовскую замкнутость, остужало его природную жизнерадостность, лишало многих друзей, и он рано стал одиноким».

Начнем со страха. Чего боялся Гилельс? Террора тридцатых годов, которого боялись все? Нет, читайте внимательно. Это все остальные боялись «черных воронов» и ареста ни за что. А Гилельс боялся совершенно противоположного: он боялся самих «врагов народа», поскольку ему, еще двадцатилетнему, внушили, что страна ими окружена и никому нельзя доверять!

Такого обвинения ни в чей адрес мне еще не доводилось встречать. Много упрекали тех, кто из страха перед террором отворачивался от родных и друзей, предавал и т.п. Но чтобы бояться самих несчастных безвинных жертв! Как нужно ненавидеть Гилельса, чтобы написать о нем такое?

Впрочем, ненависть автора статьи к Гилельсу прорывается подчас неожиданным образом. «Разоблачение» его в том, что он, оказывается, на самом деле не Эмиль, а Самуил, удивительно гадко перекликается с подобными «разоблачениями» еврейских имен в период «борьбы с космополитизмом». Бесспорно, С. Хентова не желала такого эффекта; он получился нечаянно, и именно потому, что статья дышит ненавистью к великому музыканту, а ненависть, не имеющая внятного предмета, вполне логично приводит к подобным «разоблачениям».