— То-то и оно, что старый греховод. Седина в голову, а бес в ребро. — И Катерина звонко, как в молодости, засмеялась. И лицо её, по-прежнему прекрасное, осветилось чувством, которое Филарет знал. И он понял: время оказалось бессильным. И теперь лишь сан священнослужителя встал непреодолимой стеной между ними. Да и на сан Филарет махнул бы рукой, ежели бы Катерина не оказалась сильнее его. Она погасила вспыхнувший в душе огонь.
— Владыко, охладись, — сказала тихо.
— Господи, я увидел свет, но помоги мне, Господи, не зреть его! Помоги не желать жены ближнего своего! — взмолился Филарет.
— Вот и славно, вот и хорошо, владыко. Теперь же послушай, о чём поведаю.
— Внимаю, дочь моя. — Последние два слова Филарет выговорил с трудом, словно наступив себе на горло. Этими словами он возводил стену между собой и Катериной, как ему показалось, очень прочную, на самом же деле зыбкую, коя вскоре же рухнет.
— Я пришла к тебе, владыко, чтобы сказать, что близок день, когда царя Василия отторгнут от трона и над ним свершат постриг Всё это увидела моя Ксюша. Тебя же прошу не встревать в заговор. Спросишь, почему? Так вспомни, что было сказано тебе двадцать четыре года назад.
— Внял твоему совету, ангел хранитель. — И Филарет поклонился.
— Вот и всё, о чём должна была поведать. До свидания, владыко. — И Катерина взялась за шубу.
Но Филарет остановил её:
— Не обессудь, прошу, останься, вкуси со мною пищи. Дай отогреться душою, дочь моя, близ твоего очага.
Катерина усмехнулась, посмотрела на Филарета жалостливо, по-женски и согласилась побыть за столом. Они просидели долго и выпили вина. Катерина рассказала, как ей живётся-служится у патриарха в домоправителях и как они жили в Казани.
— Он для нас больше чем отец родимый. Мы за ним как у Христа за пазухой. Но страшно мне, владыко, вижу его мучительный конец, а сказать не могу. Да ежели бы и сказала, проку мало. Он не свернёт со своего пути. — На глазах у Катерины навернулись слёзы, она смахнула их и с грустной улыбкой продолжала: — Устала я, владыко, от постоянных видений того, что ждёт завтра-послезавтра близких мне... — И в этот миг она сочувствовала Филарету, ибо уже видела, как он идёт к Сигизмунду во главе великого посольства, как претерпевает лихие мучения и невзгоды в польском плену. Катерина погасила это горькое видение, с улыбкой сказала: — У тебя, владыко, всё будет хорошо.
Катерина ушла поздним вечером. Дворовые проводили её до кремлёвских ворот.
А Филарет в этот вечер долго не ложился спать, потому как вспомнил всё, что было связано с Катериной. Воспоминания были отрадные и отвлекли его от мыслей о заговоре против Шуйского, о его судьбе. И всё же избавиться полностью от этого он не мог Филарет не проникся жалостью к Василию Шуйскому. Он считал, что тот заслуживает уготованной ему участи. Россияне его не любили. Он не оправдал их надежд, не избавил державу от смуты, но умножил бедствия. Он только заигрывал с народом и обманывал его. Россия устала от царя Василия. И потому, как сие казалось Филарету, когда низложат его, то россияне печаловаться не будут.
Глава восьмая
Избрание Владислава
У Филарета было много поводов размышлять и беспокоиться о том, что ждало Россию завтра. Никто того дня ещё не определил, когда грянут перемены. Но всё говорило о их приближении. Силы, способные низложить Шуйского, в Москве были. Однако Филарет удивился тому, что во главе заговора встали рязанские братья бояре Ляпуновы, знаменитый воевода, старший, Прокопий, и отчаянно дерзкий и смелый в делах Захар. «Что ж, эти своего добьются, — сделал вывод Филарет. И продолжал размышления: — Шуйского низложат, а дальше что? Кого народ крикнет-позовёт на царский трон? Ведь нужен государь сильной руки, державного ума, твёрдого характера, имеющий родовое право на трон». Тут ныне выходил в первый ряд князь Иван Романов. Он, как и Филарет, был в родстве с царём Фёдором. И ближе родства ни у кого из других россиян не было. Но Филарет не льстил себя надеждами на то, что россияне позовут Ивана Романова. Да, он мужественный, добрый, но не государственного ума муж. А по горячности нрава наломает дров, и не соберёшь. Куда уж ему на державный трон!
На каких-то перекрёстках прошлого сходились-пересекались пути великокняжеских и царских родов с родами князей Мстиславских и Голицыных. И о том, чтобы отдать корону и трон князю и боярину Фёдору Мстиславскому, шёл разговор ещё после смерти царя Фёдора И дворец князя стоял в Кремле, из опочивальни до трона можно было добежать в исподнем белье. Да, у Фёдора Мстиславского тоже, как и у Ивана Романова, полёт был невысок, не окинуть ему своим оком державы, не увлечь её за собой к благополучию.