– Милый барон, – говорил Воланд, расплываясь в улыбке радости, – был так очарователен, что, узнав о моём приезде, тотчас позвонил ко мне, предлагая мне свои услуги по ознакомлению меня с достопримечательностями столицы. Я счастлив был пригласить его. Кстати, барон, – вдруг интимно понизив голос, проговорил Воланд, – разнеслись слухи о чрезвычайной вашей любознательности. Говорят, что она превосходит всё до сих пор виденное в этом направлении и равняется вашей разговорчивости. Параллельно с этим дошёл до меня страшный слух о том, что именно ваша разговорчивость стала производить неприятное впечатление и не позже чем через месяц станет причиной вашей смерти.
Желая избавить вас от томительного ожидания скучной развязки, мы решили прийти вам на помощь…
Тут Воланд перестал улыбаться, а Абадонна вырос перед Майгелем и, подняв очки на лоб, глянул барону в лицо.
Барон сделался смертельно бледен, вздохнул и стал валиться набок. Показалось ещё Маргарите, что что-то сверкнуло огнём в руках Азазелло, оказавшегося рядом с Абадонной, что-то стукнуло или как будто в ладоши хлопнуло, и алая кровь хлынула из груди барона, заливая белый жилет.
Как обвал в горах, ударил аплодисмент гостей, барона подхватили, и чаша до краёв наполнилась его кровью.
– За жизнь! – крикнул Воланд, поднимая чашу, и прикоснулся к ней губами.
И тогда произошла метаморфоза. Фрак Воланда исчез. Воланд оказался не то в чёрном плаще, не то в сутане. Перед глазами Маргариты всё закружилось, когда рука в перчатке с раструбом приблизила к ней чашу и загорелся перед ней один глаз.
Маргариту шатнуло, но её поддержали, и чей-то голос, кажется Коровьева, зашептал:
– Не бойтесь, не бойтесь… Кровь давно ушла в землю… Пейте! В чаше вино!
Маргарита, закрыв глаза, дрожа, сделала глоток. Сладкий ток пробежал по её жилам, в ушах начался звон. Ей показалось, что кричат петухи, что оглушительный оркестр играет марш. Тут толпа гостей стала видоизменяться. Фраки мужчин рассыпались в прах и почернели, и сгнили тела женщин, показались кости, стали сыпаться на пол. Тление охватило зал, потёк печальный запах склепа. А потом и колонны распались, и угасли огни, и всё съёжилось, и не стало никаких фонтанов и бальных зал и цветов… А просто была скромная гостиная ювелирши, и в камине пылал огонь, а из приоткрытой двери виднелся свет свечей. И в эту приоткрытую дверь и вошла Маргарита.
Извлечение Мастера
Всё в комнате оказалось таким, каким и было до бала. Воланд в сорочке сидел на кровати, но Гелла не растирала ему ногу, а ставила на стол рядом с глобусом поднос с закуской и графином. Коровьев, сняв надоевший фрак, сидел на стуле, плотоядно потирая руки. Кот помещался на соседнем стуле. Галстук его, превратившийся в серую тряпку, съехал за ухо, но Бегемот с ним расстаться не желал.
Абадонны не было, но был Азазелло. Сидящие встретили Маргариту приветливо, заулыбались ей, а Воланд указал ей место рядом с собою на кровати.
– Нет, нет, бал был превосходный, – ответила живо Маргарита.
– Ноблесс оближ, – сказал кот и налил Маргарите прозрачной жидкости в лафитный стакан.
– Это водка? – спросила Маргарита.
– Помилуйте, королева, – прохрипел он, – разве я позволил бы себе налить даме водки? Это чистый спирт!
Маргарита захохотала и оттолкнула стакан от себя.
– Пейте смело! – сказал Воланд.
Маргарита взяла стакан.
– Нет, погодите, – заметил Воланд и сквозь свой стакан поглядел на Маргариту, причём той показалось, что красный далёкий
– Потрясающе! Очарованы, влюблены, раздавлены! – орал Коровьев.
– Гелла, садись! – приказал Воланд, – эта ночь предпраздничная у нас, – пояснил он Маргарите, – и мы держим себя попросту.
– Вотр санте! – вскричал Коровьев, обращаясь к Маргарите.
Маргарита глотнула, думая, что тут же ей и будет конец от спирту. Но ничего этого не произошло. Живительное тепло потекло по её животу, что-то стукнуло в затылок, она почувствовала волчий голод. Тут же перед ней оказалось золотое блюдце, и после первой же ложки икры тепло разлилось и по рукам и по ногам.
Бегемот отрезал кусок ананаса, посолил его, поперчил, съел и после этого так залихватски тяпнул вторую стопку спирту, что все ахнули.
Маргарита ела жадно, и всё казалось необыкновенно вкусным, да и в самом деле было необыкновенно вкусно.
После второй стопки огни в канделябрах загорелись как будто поярче, в камине прибавилось пламени. Никакого опьянения Маргарита не чувствовала. Только сила и бодрость вливались в неё и постепенно затихал голод. Ей не хотелось спать, а мысли были не связанные между собою, но приятные. Кроме всего прочего смешил кот.
Кусая белыми зубами мясо, Маргарита упивалась текущим из него соком и в то же время смотрела, как Бегемот намазывал горчицей устрицу и посыпал её сахаром.
– Ты ещё винограду положи, – говорила ему Гелла, – и сверху сам сядь.