После двойного венчания все присутствующие, согласно обычаю, направились по коридорам дворца, где для создания аромата слуги заблаговременно разбрызгали несколько десятков флаконов дорогих духов. Шествие закончилось в Николаевском зале, где виновников торжества и гостей уже ожидали три огромных праздничных стола на две сотни персон. Все это называлось «торжественным обедом». Но было и одно отличие от предыдущих царских бракосочетаний. Вместо лиц, принадлежащих к первым трем классам Табели о рангах, из-за чего обед должен был называться трехклассным, в Николаевский зал Зимнего дворца были допущены офицеры бригады морской пехоты полковника Новикова и наших двух подводных лодок, а также отличники боевой и политической подготовки из рядового и младшего командного состава. Что тут такого: императрица пирует со своей личной дружиной… и несмотря на всю свою важность, сама она – суровая простота.
[22 августа 1904 года. Санкт-Петербург, Зимний Дворец, Николаевский зал
Полковник морской пехоты Александр Владимирович Новиков.]
Обряд царского бракосочетания, хоть и был демократизирован и сокращен в масштабах, все равно вызвал у меня чувство внутреннего протеста. Я чувствовал себя участником какого-то разгула темных сил, своего рода пира во время чумы. В отличие от уходящей в прошлое элиты, не видящей в этом ничего зазорного и даже не желающей знать о бедственном положении русского народа, мы, пришельцы из будущего, сделаны из другого теста. У нас есть совесть, и веселиться в тот момент, когда где-то от голода умирают дети, мы не считаем для себя возможным. С другой стороны, мы все знаем, насколько при подготовке этого мероприятия был урезан первоначальный осетр. С точки зрения семейства Романовых, свадьба эта бедная, почти сиротская, – но Ольга была упряма, а единственный человек, у которого хватает терпения с ней спорить (то есть ее маман Мария Федоровна) махнул на младшую дочь рукой. Мол, ее папа тоже был экономен до скупости: он, когда его не видел никто из посторонних, в кругу семьи носил стоптанные сапоги и протертые штопанные мундиры. Вдобавок к урезанию бюджета мы с Ольгой по-иному подошли и к формированию списка приглашенных гостей. Если прежде на царские свадьбы, помимо других Романовых, были званы чины первых трех классов «табели о рангах» да иностранные дипломаты, то мы заявили, что это наше чисто семейное торжество, а потому его гостями станут лично близкие нам люди. Точка. И спорить бесполезно.
Если экс-император Николай, как говорят, был одержим эпохой царя Алексей Михайловича Тишайшего, то у нас получилась мизансцена, похожая на времена Киевской Руси. Столы для пира были составлены в форме буквы «П», при этом во главе стола, на возвышении, сидели виновники торжества – две пары новобрачных; там же – родня Ольги и наш старший комсостав. У нас с Ольгой был один трон на двоих, как это и полагалось в те далекие времена. Это после мероприятия она снова станет императрицей, а я – князем-консортом. Но сейчас, на этом пиру, мы – великий князь и княгиня Цусимские, которые пируют вместе со своей дружиной и семьей главного воеводы. А внизу, за двумя столами, которые составляют ножки этой буквы, сидят те, кого мы можем назвать своей верной дружиной. Жаль только, что за этим столом нет команд кораблей, которые занесли нас в этот мир и одержали первые победы; но мы не забыли и исправно подняли в их честь бокалы, а императрица осыпала их крестами и звездами (имеются в виду звезды на погоны, то есть очередные звания). Кто-то же должен присматривать за благонравием японцев, чтобы у нас на заднем дворе снова не завелась язва. К тому же Цусима – крайне важный актив и удерживать эти острова за собой необходимо в любом случае.
Да, Ольга рассказала мне свой давний сон, еще элиотских времен, который она считает пророческим. Говорит, что именно тогда она поняла, насколько сильно меня любит, и приняла решение пойти по пути, указанному Павлом Павловичем, чтобы поддержать меня лично и все наши начинания. Ведь страх потери возникает только по отношению к тому человеку, который по-настоящему дорог. У меня нет столь яркого воображения, как у моей дражайшей половины, наделенной даром художника, и мне не снятся цветные и яркие сны, но, несмотря на это, я понимаю какое сокровище мне досталось в жены, причем безотносительно ее происхождения из Романовых и титула императрицы. Если бы Михаил согласился принять трон, то мое отношение к ним обоим ничуть бы не изменилось. Ольга навсегда бы осталась моей любимой, а Михаил – другом.