Великий китайский файрвол

Отец выглядел усталым и измученным. В последнее время такой вид у него был постоянно. На него давил груз собственных ожиданий и памяти о неудачах. После погромов 2009 года ситуация в Синьцзяне становилась все хуже. С пугающей регулярностью появлялись новости о стычках между так называемыми вооруженными повстанцами и полицией. С обеих сторон никто не слушал призывы Ильхама к умеренности. Исламисты считали режим в КНР с атеизмом в качестве государственной религии своим сущностным противником, а власти не хотели видеть разницу между законными акциями протеста и терроризмом.

Ильхам показал Джевхер письмо из Университета штата Индиана. Ему предлагали ставку приглашенного научного сотрудника в Блумингтоне с контрактом на года. А еще ему разрешалось взять с собой одного родственника на месяц, чтобы обустроиться на новом месте. Гузельнур Али, мачеха Джевхер, не говорила по-английски, а оба ее брата были еще маленькими. Было ясно, что ехать должна она. Только что начались зимние каникулы, а Блумингтон – совсем не Нью-Йорк и не Лос-Анджелес. «Я бы лучше осталась дома, с друзьями, – ответила Джевхер. – У нас были планы».

«Ничего не поделаешь. Придется ехать», – сказал отец.

2 февраля они проснулись рано. В Пекине стояли трескучие морозы, а на улице было еще темно и тихо. Они молча оглядели собранные чемоданы, упаковали последние мелочи, три раза проверили, на месте ли заблаговременно купленные билеты на самолет. Власти с удвоенным рвением ополчились на Ильхама, и он опасался, что их могут не выпустить из страны.

У невыспавшейся Джевхер все еще слипались глаза, но сердце в груди тревожно колотилось. Она села к отцу на заднее сиденье такси. Пока ехали в аэропорт, то и дело выглядывала в заднее окно, не сомневаясь, что за ними хвост.

В терминал они прибыли без проблем и относительно быстро прошли регистрацию на рейс. Правда, понадобилось переложить кое-какие вещи из одного чемодана в другой, чтобы не платить за перевес. «Думал, нам придется хуже», – сказал Ильхам. Неприятности начнутся совсем скоро.

Джевхер долго стояла в очереди на паспортный контроль. Отец встал позади нее. Когда дошла очередь, Джевхер прошла к высокой стойке, за которой сидел пограничник в темно-синей форме. Он видел только голову девушки. Она протянула паспорт с оттиском герба Китайской Народной Республики на бордовой корочке и копию приглашения из университета. Пограничник положил паспорт в сканер, взглянул на лицо, потом на экран компьютера и знаком показал, что можно проходить дальше. Она осталась ждать. Мимо нее проходила вереница других путешественников. Вдруг она услышала взволнованный голос отца.

– Почему я должен пойти с вами? У меня все законно. У меня все документы. Зачем мне нужно идти с вами? – спорил Ильхам с пограничником, показывая на ограждение, за которым стояла Джевхер. Он пытался объяснить, что скоро их рейс, что они могут опоздать на самолет.

Пограничник успокаивал Ильхама:

– Не стоит волноваться, я лично прослежу, чтобы вы сели в самолет – если, конечно, вам можно вылететь.

– Куда вы ведете моего папу? – спрашивала Джевхер.

Ильхам велел взять его чемодан и подождать, пока разбираются с этим делом. Но она не хотела оставаться одна в полном неведении и пошла за ним в комнату для допросов.

Там Ильхам спрашивал пограничников:

– Почему вы так со мной поступаете? У меня все было законно.

Один из них ответил, что действуют в рамках протокола.

– Я уже все сделал по протоколу. Я выезжаю легально. Есть все необходимые документы, – кипятился Ильхам.

Ему сказали подождать. Ждать пришлось почти два часа. На все требования объяснить, в чем дело, был один ответ: ждите.

Он спросил, кто будет платить за обмен билетов, если они не успеют на рейс. Ему никто не ответил.

Наконец в комнату вошла молодая сотрудница иммиграционной службы.

– Их рейс уже готов к вылету, – сообщила она. – Джевхер может идти на посадку, если хочет, но Ильхаму пока придется остаться.

– Это моя дочь. Она должна лететь со мной. По условиям ее визы она должна быть со мной.

Девушка даже не взглянула на него и обратилась к Джевхер:

– Вы летите?

В конце концов тот же вопрос задал ей Ильхам.

– Беги отсюда, – сказал он ей, когда она стала отказываться. – Пожалуйста, улетай. Хочешь здесь остаться, здесь, где с нами так обращаются? Давай, иди!

Она обняла отца.

– Давай, давай, – сказал он.

Это был последний раз, когда она видела его так близко, лицом к лицу.

* * *

Прошел год после того дня в аэропорту Пекина. Джевхер сидела за компьютером в Блумингтоне, где фактически жила в изгнании. Она обновляла ленту новостей, пытаясь узнать об отце. После отлета из Китая и вплоть до его ареста в январе 2014 года они созванивались по скайпу каждый день. У нее в комнате все еще стоял его чемодан с вещами.

Ильхаму предъявили обвинение в сепаратизме и разжигании межнациональной розни. Мало кто из сторонников сомневался, что его признают виновным. Почти 100 % приговоров в китайских судах – обвинительные^[471].