Великий князь

– Ты же Пётр! – засмеялся Игорь.

– Ну, так что ж, Пётр. Тако крещён я, иного имени у меня нету. Забыл, как тятя с маткой кликали.

Вспоминая уроки Серафима, которые стали для него не менее, а в чём-то куда более интересны, чем уроки Осташа, Игорь любил удивлять ближних.

Вот и тогда вспомнил, как рассказывал священник о первых подвижнических днях Спасителя, о его знакомстве с будущим Апостолом Симоном.

– Ты – Пётр, по-гречески – Камень.

– Не слыхал что-то на Руси такого имени, – усмехнулся Пётр Ильинич. – Ишь ты, чего удумал – Камень…

Игорь понял – неведомы воеводе Святые предания, объяснил:

– Так назвал Христос Симона-рыбака.

Мудрый воин, искусный стратилат⁶⁶, больший советчик не токмо в ратном, но и в мирном зажитьи, многоручный в ремёслах, учёбный в самых разных делах, по крещению, а главное, по всей своей жизни истинно православный человек, Пётр Ильинич вовсе не был сведущ в науках книжных. Принимая и творя молитву так, как дадено было ему от родителей, крестившихся ещё при Святом Владимире, он никогда не задумывался об истоках веры, о том, как это могло быть на земле, ибо вера его обитала в горних высотах, где и должно быть Всевышнему. Никогда и ни с кем не говорил он об этом, свято храня в сердце даденное ему в раннем малышестве.

И вдруг мальчик-князь говорит о сём как о сущем тут, на земле, среди таких же людей, как он сам. И апостол – не суть вечно страждущий в царствии небесном, но рыбак и даже не Пётр – Симон.

Ведь и сам воевода был когда-то рыбаком, и отец, и дед жили тем промыслом на реке Оке, не просто учёбно ставя сети, но хитроумно плетя их. А он, коего кликали тогда Каня, был приставлен к тому заделью Господом Богом. Но Бог отличил его и дал талан, наставил в житии так, как было ему, Всевышнему, угодно. Пётр Ильинич честно выполнял волю Господню.

Смутилась душа воеводы, и однажды в ночном переходе, когда о конь с ним ехал только Игорь, Пётр Ильинич спросил:

– Прости меня, старика, княже, но этот Камень, он что, был рыбаком?

Мальчишески озорно сверкнули глаза Игоревы, и улыбка тронула губы, чего по теми не мог видеть воевода. Приятно было, что сам Пётр Ильинич, учёбный из всех учёбных – что суть мудрый, учёный, по всей Руси мало сыскать подобных, обращается к нему за знанием.

«Внемли, сыне, и буде время, когда заалчат люди услышать от тебя, ныне тобою въемлемое», – говорил Серафим.

И как скоро сбывается его пророчество! Поэтому Игорь, подражая старцу, степенно начал поведание:

– В Святом Евангелии Господа Исуса Христа нашего о сём, воевода, написано. И книга та есть суть жизни всех человеков. Её даровали людям первейшие свидетели земной жизни и подвигов Спасителя…

Как складно, как по-взрослому говорилось ему! Игорь ликовал. А Пётр Ильинич осенил себя троекратным знамением.

– Можешь ли сказать еще? – попросил воевода.

– Могу. Послушай:

– И свидетельствовал Иоанн Креститель,

говоря: я видел Духа, сходящего с неба,

как голубя, и пребывающего на нём.

Я не знал его, но пославший меня

крестить в воде сказал мне:

«На ком увидишь Духа, сходящего и

пребывающего на нём, тот есть

крестящий Духом Святым».

И я видел и засвидетельствовал,

что сей есть Сын Божий.

На другой день опять стоял Иоанн

и двое из учеников его.

И, увидев идущего Исуса, сказал:

«Вот Агнец Божий».

Услышавши от него сии слова,

оба ученика пошли за Исусом.

Исус же, оборотившись и увидев их,

идущих, говорит им: «Что вам надобно?»

Они сказали ему: «Учитель, где живёшь?»

Говорит им: «Пойдите и увидите».

Они пошли и увидели, где он живёт,

и пробыли у него весь день тот.

Было около десятого часа.

Один из двух был Андрей – брат Симона.

Он первый находит брата своего Симона

и говорит ему:

«Мы нашли Мессию, что значит Христос».

И привёл его к Исусу.

Исус же, взглянув на него, сказал:

«Ты – Симон, сын Ионин. Ты наречешься

Петром, что значит камень.

Ныне, рыбак, ты будешь ловцом человеков…»

Ах как пелось тогда Игорю! Как хорошо и светло было на душе у Петра Ильинича!

Недосягаемый мыслью Христос сошёл тогда в душу, был рядом, вокруг, в нём самом. Близкий, Любимый, Единый.

«Да что же это за отрок возрастает среди нас грешных, что за дитё такое, что словом одним может осветлить душу?» – думалось Петру Ильиничу уже на дневке, когда с отцовской любовью глядел на Игоря, свернувшегося калачиком на дорожном килиме, по-детски сунув ладони под щёку.

Тропа ясная, хорошо наторенная, пала к малому роднику, к древесным колодинам, гладким и чистым, встарь рубленым высоко и тесно, об одно. В них, потревоженная падающей струёй, колышилась и дробилась студёная вода. Берестяной черпачок висел над срубом.

Путники всласть напились ломотной влаги. Напоили из ручья остывших за долгий медленный ход коней.

Сюда, к родниковому колодезю, пробивался озеленённый листвою солнечный свет. И туда, к солнцу, взъёмно поднималась тропа, битая не токмо конским копытом и людским шагом, но и колесом. Тут княжичи снова поехали о конь с Петром Ильиничем. Чащобник расступался, давая простор могучим берёзам, белотелым по завышию и словно бы обряженным в боевую кольчугу по низу.