— Рассказали, однако, как по отчёту эксперта моего! Во сколько вы приехали в театр и где были утром?!
— К двенадцати, — не стала юлить, — меня видела гардеробщица на входе. До театра меня подвозил княжич Верданский, мы с маменькой завтракали в их дворце в Григорьевском.
Сосновский торжествуще приосанился:
— Примечательная у вас маменька, госпожа Сиринова! Воровка Лиза Ивова, приёмная дочка воровской гильдии! Лет двадцать назад Верданский её по всей стране искал, только она как в воду канула! Нате-ка, замуж за графа выскочила, отца вашего!
У меня зазвенело в ушах. Это правда?! Мама действительно воровка?!
— Я что-то слышал от отца про Ивову, — вклинился в нашу "беседу" Темногорский. — Не напомните, Сосновский?
Я глянула на него аки лань подстреленная, но директор погладил меня по плечу, останавливая. Эй, что за вольности такие?!
— Мы с Верданским её ловили! — охотно поделился Сосновский. — Родителей у этой Ивовой отморозки-язычники убили, а дочку барон Ветровский себе забрал, поиграться. Хлебнула девка, конечно, в свои десять, с месяц у насильника в плену была, пока прихожане местные до тайной канцелярии стучались. Но суда не было — Ветровского нашли мёртвым, а Ивова из полного языческой защиты дома сбежать ухитрилась. А дальше как обычно, улица её приютила и ворьё местное. Ивова практически в любой дом влезть могла — она по язычникам была, мстила! Как-то Лизка языческую защиту обходила. Когда жареным запахло, её в аптеку запихнули и с заказов сняли. Мы на живца воровку ловили, на Верданского. Так эта ушлая баба сначала сыну у Верданского помогала с приступами, а потом под Снежана легла. Целый год Верданский её держал при себе, не отпускал, а она в итоге фьють — сбежала. Представляю, что со Снежаном было, когда Ивова графиней в его дом вернулась, спустя двадцать лет-то! А это, господин Темногорский, дочка её. Небось мамкины таланты унаследовала, а, "графиня"?!
— Для вас, господин Сосновский, ваше сиятельство, — я даже не сразу распознала свой голос — насколько хрипло он звучал. Душа разрывалась на части. Бедная моя маменька!.. Поневоле поверишь, что она, как кошка, несколько жизней разменяла!
Что он хотел сказать?..
— Лёша, — я тронула Темногорского за руку, — можно мы уйдём отсюда? Пожалуйста.
Я произнесла эту просьбу раньше, чем осознала, что вообще делаю. Господи Великий, он ведь тоже слушал Сосновского! Да надо ему больно, дочь воровки защищать?!
Ну и пусть! В десять! В десять лет у мамы убили родителей, а потом месяц насиловали!.. Боже, как она это пережила?! Где была полиция?! Где?!
Лисёнок, о котором я успела позабыть, прыгнул мне на руки, прижимаясь. Сегодня он подрабатывал моим личным спасителем.
— Подожди в коридоре, Сирин, — тоном, не терпящим возражений, приказал Темногорский, — думаю, у следователя, кроме прошлого твоей матери, нет ни улик, ни толкового обвинения. Я перекинусь с ним парой слов и заберу тебя.
Ох, перекошенное лицо Сосновского стало бальзамом для моей души. Он всё-таки опасался нашего директора, раз позволил ему командовать. Поднявшись на цыпочки, я вместе с лисёнком покинула кабинет. За дверью уже переминался с ноги на ногу недавний полицейский с моими туфлями. Обувшись, я устроилась на лавке и прикрыла глаза.
Темногорский управился быстро. Судя по солнцу, я провела в отделении не больше трёх-четырёх часов.
— Ты полна сюпризов, птица Сирин, — усмехнулся он, предлагая мне локоть. Взялась за него, но только из слабости! Хорошо хоть, в театр я не красилась и причёску делала скромную — иначе страшно представить, каким бы пугалом я предстала перед директором!..
— Вы тоже, господин Темногорский, — буркнула в отместку, — ведёте себя как типичный повеса, а оказалось, вы герой!
— Я герой!.. — передразнил он, дурачась. По сравнению с ним, затянутым в расшитый мифическими змеями пиджак, по сравнению с его статью, широкими плечами и улыбкой языческого бога, я, наверное, смотрелась убого. То-то молоденькие барышни на нашем пути, оценив меня, закатили глаза, и принялись вовсю кокетничать. Защебетали, веером по декольте заводили — фи, какая пошлость!..
— Я вернулся с войны, — признался он вдруг, — об этом мало пишут в газетах, но хорасаны постоянно проверяют наши границы на прочность. После мести за Эш-Арен Верданский уехал в столицу, в мирную жизнь, а я… я не смог. Война стала смыслом. Сейчас я должен начать заново. Адаптироваться. Разобраться с вашим театром, раз я герой, упырь раздери!.. — Он посмотрел на меня и продолжил уже вкрадчиво:
— Хм, а мне понравилось, как ты произнесла моё имя у Сосновского. С другой стороны, я хочу остаться для тебя "господином". Можно даже без фамилии, главное, с покорностью и придыханием. Что скажешь, м?..
Я прониклась его речью о войне?.. Забудьте! Темногорский — это Темногорский, фирменная зараза!
— Лёша, — сурово и серьёзно отчеканила я… и сообразила, что попалась на банальную провокацию! Его решительно невозможно пожалеть!
— Да, Сирин?..